Житийный цикл произведений о борисе и глебе. Различия в описаниях событий и взаимоотношения текстов Ранчин Андрей Михайлович - Памятники Борисоглебского цикла: текстология, поэтика, религиозно-культурный контекст - Вместо послесловия

Завершение цикла Сталина Особенность социальных наук, помимо прочего, в том, что объекты их исследования обычно сами говорят о себе. Это, с одной стороны, - благо, но с другой - источник дополнительных трудностей и заблуждений. Из-за этого главным в исследовании

Сказание о Борисе и Глебе - самый интересный и совершенный в литературном отношении памятник из цикла произведений, посвященных рассказу о гибели сыновей Владимира I Святославича Бориса и Глеба во время междоусобной борьбы за великокняжеский киевский стол в 1015 г. Борисо-Глебский цикл включает в себя: С., Летописную повесть о Борисе и Глебе, «Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпца Бориса и Глеба» Нестора, проложные сказания, паремийные чтения, похвальные слова, церковные службы. В той или иной степени, непосредственно или опосредованно, все эти тексты связаны между собой, и центральное место среди них занимает С. Самый ранний из дошедших до нас список С. - текст, находящийся в Успенском сборнике XII-XIII вв., где он озаглавлен так: «Въ тъ же день съказание и страсть и похвала святюю мученику Бориса и Глеба»

В 1015 г. умер князь киевский Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский стол, в силу стечения обстоятельств, занял один из двенадцати сыновей Владимира (от разных жен) - Святополк, еще при жизни отца в союзе с польским королем Болеславом I Храбрым (Святополк был женат на сестре Болеслава) пытавшийся организовать против него заговор. Стремясь укрепиться на киевском столе, Святополк решает устранить наиболее опасных соперников. По его тайному приказу были убиты сыновья Владимира Борис, Глеб и Святослав. В борьбу за киевский княжеский стол вступил княживший в Новгороде сын Владимира Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском столе и княжил до своей смерти в 1054 г. Так в общих чертах представляются исторические события 1015-1019 гг., которым посвящены памятники Борисо-Глебского цикла. Необходимо отметить, что такое освещение событий предстает перед нами из самих этих памятников, на самом же деле можно предполагать, что многие подробности взаимоотношений между участниками этой драмы были более сложными. Отдельные противоречия и различия в описании одних и тех же эпизодов в разных памятниках цикла дают основание полагать, что существовали разные предания о Борисе и Глебе.

Гибель Бориса и Глеба от руки подосланных Святополком наемных убийц была истолкована как мученическая смерть, и Борис с Глебом были признаны святыми. Это были первые официально канонизированные русские святые. Культ их активно насаждался и пропагандировался, он имел важное политическое значение для своего времени

Когда возник культ святых Бориса и Глеба не и зввест но. Большинство исследователей предполагает, что это произошло во время княжения Ярослава Мудрого, так как культ этих святых в значительной степени возвеличивал его: он был братом убитых и выступал как мститель за них.

В Успенском сборнике С. состоит из двух частей. В первой рассказано о гибели Бориса и Глеба, о борьбе Ярослава со Святополком, о перенесении при Ярославе тела Глеба из-под Смоленска в Вышгород и погребении его рядом с Борисом. Заканчивается эта часть похвалой святым. Вторая часть, имеющая свое заглавие - «Сказание чюдес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида» - рассказ о чудесах, совершенных святыми, о построении посвященных им церквей в Вышгороде, о перенесении их мощей в 1072 и в 1115 гг. Во многих списках до нас дошла только первая часть Сказания. Одни исследователи считают, что С. исконно содержало Сч. Другие же видят в этих двух частях С.: сказании о гибели Бориса и Глеба и Сч разновременно созданные произведения, объединенные в единое целое на более позднем этапе литературной истории памятника.

А. А. Шахматов, исследовавший Борисо-Глебский цикл в связи с историей древнейшего периода русского летописания, пришел к заключению о зависимости С. как от Лeтоп., в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде, так и от Чт. С., по его мнению, возникло после 1115 г., Позже, под влиянием работ С. А. Бугославского, Шахматов пересмотрел свою точку зрения по вопросу о соотношении текстов Борисо-Глебского цикла, не изменив своего взгляда на время создания их. В книге «Повесть временных лет» он пришел к выводу, что, вероятнее всего, существовал не дошедший до нас общий источник для всех трех произведений:. Возможность существования недошедшего до нас источника (или нескольких источников), к которому (или к которым) восходят сохранившиеся памятники Борисо-Глебского цикла, допускали многие исследователи (и до и после Шахматова

С. А. Бугославский, которому принадлежит наиболее обстоятельное исследование памятников Борисо-Глебского цикла, отвергает гипотезу о несохранившемся общем источнике для С., Лп и Чт. Первоначальным письменным текстом о Борисе и Глебе, считает он, является Лп, но в более древнем виде, чем в дошедших до нас списках летописей. К этому древнему виду Лп восходит С., которое было написано по поручению князя Ярослава в начале второй половины XI в., это панегирик Ярославу, как брату святых.

Специально исследованию характера взаимоотношений С и Лп посвящена монография Н. Н. Ильина «Летописная статья 6523 года и ее источник»). Исследователь приходит к следующим выводам. Первоначальная редакция С. - текст только Саги, без Сч. С. представляет собой первоначальную литературную обработку преданий о Борисе и Глебе, и текст С. явился источником Лп. С., памятник агиографического жанра, составленный около 1072 г. По мнению Ильина, С. возникло под сильным влиянием хорошо известных в то время на Руси легенд о чешских святых X в. Людмиле и Вячеславе. Обстоятельства гибели Бориса и Глеба, сообщаемые С., как считает Ильин, - «в большинстве своем чисто литературного происхождения и представляют композиционно как бы переделку и, местами, перефраз отрывков однородного содержания названных выше чешских легенд» (Ильин. Летописная статья, с. 209). Лп представляет собой, как считает Ильин, сокращенную переработку С., которая придала тексту источника «видимость повествования о реальных исторических событиях» (там же, с. 209). Идейная направленность С. отражает политическую ситуацию в Киевской Руси при Изяславе Ярославиче - времени создания С. По мнению Ильина, С. «несомненно вышло из стен Киево-Печерского монастыря, прошло через редакцию Феодосия, если только не составлялось по его указаниям» (там же, с. 183). Гипотезу Ильина о создании С. в стенах Киево-Печерского монастыря поддерживает А. В. Поппэ.

#141 Анюта Сартакова

Таким образом, приходится признать, что литературная история С. до настоящего времени остается не до конца раскрытой и многие предположения на этот счет носят гипотетический характер.

С. дошло до нас в большом количестве списков. Наиболее полное текстологическое исследование С. (165 списков) было сделано С. А. Бугославским, который разделил эти списки на 6 редакций. 1-я редакция - Торжественник (50 списков; близки друг другу и архетипу), она была составлена во 2-й пол. XIV - 1-й пол. XV в. Сч. в архетипе этой редакции не было. 2-я редакция - Синодальная (54 сп.), XV в., текст этой редакции лег в основу С. в Степенной книге, где в качестве источников были также использованы Чт, Лп, паремийные чтения. 3-я редакция - Северозападнорусская (9 сп.), XV в. 4-я редакция - Сильвестровская (она же Минейная, так как входит в ВМЧ) (12 сп.). В этой ред. имеется несколько вставок из Лп, относится она к XIV в., названа по раннему списку - лицевому тексту С. в Сильвестровском сборнике. 5-я редакция - Чудовская (35 сп.), названа по сп. Чудовского м-ря XIV в. 6-я редакция - Успенская (4 сп.), названа по Успенскому сп. XII в. Как отмечает сам же Бугославский, Чудовская и Успенская редакции очень близки, но в Чудовской ред. не было Сч. По мнению Бугославского, архетипом Чудовской редакции был оригинал С. Бугославский отмечает, что в XVI-XVII вв. создавались новые ред. и переработки С. В издании текстов С. 1928 г. Бугославский издает помимо текстов всех названных редакций (с разночтениями по спискам) свою реконструкцию оригинала С. (за основу взят Успенский список). Следует отметить, что текстуальные отличия между редакциями (за исключением вставок из других текстов Борисо-Глебского цикла в отдельных редакциях) не велики, преимущественно в разночтениях отдельных слов, и принципы деления текстов на редакции недостаточно ясны. Показательно в этом отношении, что Д. И. Абрамович, издавая тексты Борисо-Глебского цикла, публикует С. по Успенскому списку и приводит к нему разночтения по тем спискам, которые по классификации С. А. Бугославского входят в 5 разных редакций. На вопросах текстологии списков С. кратко останавливался в своем исследовании княжеских житий Н. Серебрянский, отметивший ряд поздних редакций и переделок С. Приходится, таким образом, признать, что, несмотря на большую работу С. А. Бугославского, текстологическое исследование С. остается одной из актуальных задач изучения С. и всего Борисо-Глебского цикла.

#142 Анюта Сартакова

Из С. явствует, что автор его знал целый ряд памятников переводной житийной литературы: он ссылается на Мучение Никиты, Житие Вячеслава Чешского, Житие Варвары, Житие Меркурия Кесарийского, Мучение Димитрия Солунского. О популярности самого С. в Древней Руси прежде всего свидетельствует большое число списков С. Патриотическая направленность С. - Борис и Глеб выступают как защитники Руси от внешних врагов, как святые молебники перед богом о благоденствии Русской земли, - способствовала тому, что Борис и Глеб очень часто фигурируют помощниками русского воинства в различных воинских повестях. С. лежит в основе народного духовного стиха о Борисе и Глебе.

В русском Прологе помещено несколько текстов о Борисе и Глебе. Прежде всего это четыре варианта краткого проложного жития Бориса и Глеба: 1-й - извлечение из Лп (в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде) с вставками из Чт; 2-й и 3-й - восходят к С., 4-й - источник не ясен. Это Житие помещается в Прологе под 24 июля; 5 сентября - статья об убиении Глеба (в нескольких вариантах); 2 и 20 мая - статья о первом (в 1072 г.) и втором (в 1115 г.) перенесении мощей Бориса и Глеба; 11 августа - статья о перенесении мощей святых из Вышгорода в Смоленск на Смядынь в 1191 г.

Кроме проложных статей о Борисе и Глебе в Паремийник (сборник церковно-служебных назидательных чтений), включено чтение Борису и Глебу. Паремийное чтение Борису и Глебу делится на 4 редакции, составлено оно было в конце XI - нач. XII в. Последний его исследователь считает, что оно восходит к общему с Летоп. источнику. Паремийное чтение пользовалось большой популярностью у древнерусских писателей: заимствования из него имеются в Повести о житии Александра Невского, в Летописной повести о Мамаевом побоище, в Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, в Сказании о Мамаевом побоище, в Повести о начале Москвы и об убиении Даниила Суздальского.

Есть похвальное слово Борису и Глебу. Текст, имеющий в древнерусской рукописной традиции заглавие: «Похвала и мучение святых мученик Бориса и Глеба» и «Месяца майя въ 2 день. Слово похвальное на пренесение святых страстотерпец Бориса и Глеба, да и прочий не враждуют на братию свою» - самостоятельный литературный памятник второй половины XII в., называемый в истории древнерусской литературы Словом о князьях.

Имеются церковные службы святым Борису и Глебу. Предполагается, что первоначальный вариант церковной службы был составлен в первой половине XI в. киевским митрополитом Иоанном (если принять гипотезу А. Поппэ о времени возникновения культа Бориса и Глеба, то эта точка зрения требует пересмотра). Окончательный вид служба приобрела не позже XV в.

Сохранилось несколько лицевых списков С., из которых самый ранний и наиболее интересный - Сильвестровский сборник. Велика иконография Бориса и Глеба. Попытки уточнить время создания произведений Борисо-Глебского цикла и характер соотношения этих произведений на основе данных миниатюр и иконографии сложно осуществить.

#143 Анюта Сартакова

я не знаю, много теорий происхождения С. добавила или нет. но если что,то может и пригодиться!

Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 16 (307).

Филология. Искусствоведение. Вып. 78. С. 110-114.

РОЛЬ МОТИВОВ «ПОВЕСТЕЙ О КНЯЖЕСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ»

В КОМПОЗИЦИИ «ЧТЕНИЯ О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ»:

К ПРОБЛЕМЕ МЕЖЖАНРОВЫХ ВЗАИМОСВЯЗЕЙ

Проводится жанрово-композиционный анализ «Чтения о Борисе и Глебе», которое рассматривается учеными как характерный образец агиографического жанра. Исследование показало, что в тексте «Чтения» можно выделить ряд мотивов, присущих жанру летописной исторической повести. Также в статье дается определение термина «повести о княжеских преступлениях» и перечисляются мотивы, характерные для этого типа повестей.

Ключевые слова: древнерусская литература, летописание, агиография, историческая по-

весть, «повести о княжеских преступлениях», жанрово-композиционный анализ.

«Чтение о житии и погублении блаженую страстотерпца Бориса и Глеба» (далее - «Чтение») входит в цикл литературных памятников, посвященных описанию гибели братьев Бориса и Глеба, наряду с летописной повестью «Об убиении Борисове» 1015 г. и «Сказанием и страстью и похвалой святую мученику Бориса и Глеба» (далее - «Сказание»). Эта гибель была истолкована русской церковью как мученическая смерть, а Борис с Глебом были первыми официально канонизированными русскими святыми. Культ их имел важное политическое значение для своего времени .

Термин «повести о княжеских преступлениях» был введен Д. С. Лихачевым для характеристики особой разновидности исторической повести в составе русского летописания XI-XIII вв. . В настоящее время употребление этого термина вызывает дискуссии, так как содержательное наполнение его до сих пор четко не определено. А. М. Ранчин считает данный термин вообще неудачным: «.. .Термин “повести о княжеских преступлениях” представляется неудачным даже в качестве метафоры: среди текстов, по отношению к которым употребляется это выражение, есть и такие, в которых нет и речи о преступлениях князя, но описываются преступления против князя.» . Мы в своей работе будем придерживаться концепции Д. С. Лихачева. Однако при этом считаем возможным более широкое понимание термина.

Жанрово-композиционный анализ произведений, традиционно относимых к данному жанровому типу, позволяет сделать вывод о том, что «повести о княжеских преступлениях» - это летописные исторические повести,

жанр, композиция, жанрообразующий мотив,

главными мотивами сюжета которых являются преступления, совершаемые против русских князей, а также русскими князьями друг против друга и против Русской земли в ходе междоусобных войн Х!-ХШ вв. Основная идея «повестей о княжеских преступлениях» оказывается созвучной общей моралистической идее летописи - идее нравственного Суда, ответственности русских князей за судьбы своей земли перед Богом .

Рассуждая о церковно-догматических основаниях канонизации Бориса и Глеба, известный религиозный философ Г. П. Федотов пишет: «Князья Борис и Глеб были первыми святыми, канонизированными Русской Церковью. Святые Борис и Глеб создали на Руси особый, не вполне литургически выявленный чин “страстотерпцев” - самый парадоксальный чин русских святых.» .

Проблема соотношения памятников Бори-со-Глебского цикла издавна обращала на себя внимание исследователей. Так, А. А. Шахматов, Л. Мюллер, датируют «Чтение» 80-ми гг.

XI в. и считают, что его автор имел целью создать текст, который отвечал бы требованиям собственно агиографического жанра. Нестор, автор «Чтения», располагал тем же кругом источников, что и автор «Сказания» . С. А. Бугославский, которому принадлежит наиболее обстоятельное исследование памятников Борисо-Глебского цикла, первоначальным письменным текстом о Борисе и Глебе считает «Летописную повесть», но в более

древнем виде, чем в дошедших до нас списках летописей. «Чтение», считает Бугославский, было написано в период между 1108-1115 гг., и Нестор пользовался текстом «Сказания» .

К изучению произведений Борисо-Глебско-го цикла обращался в своих работах И. П. Еремин . Сопоставление «Сказания» и «Чтения» позволило ему выявить отличие этих текстов. Так, «Сказание о Борисе и Глебе», по его мнению, чрезмерно документализирова-но, перегружено фактами, «историчностью», а образы, созданные в произведении, чересчур материальны, недостаточно одухотворены . «Чтение», напротив, удовлетворяет «самым строгим требованиям классического жития» . И. П. Еремин, анализируя структуру «Чтения», выделил вступление и рассказ о посмертных чудесах, которые соответствуют агиографическому канону. Им постулируется обобщенность созданных Нестором образов Бориса и Глеба как соответствие «Чтения» агиографическому канону .

К вопросу о соотношении текстов БорисоГлебского цикла обращается в своих работах А. М. Ранчин . Он приходит к выводу о существовании двух несохранившихся произведений о Борисе и Глебе: Древнейший летописный свод (на него указывает и А. А. Шахматов) и Житие - неизвестный нам текст (гипотезу о существовании которого выдвигает А. М. Ранчин). А. М. Ранчин отмечает важность произведений о Борисе и Глебе для древнерусской литературы как истоков текстов агиографического характера, посвященных князьям-стра-стотерпцам .

К вопросу о датировке «Чтения» и «Сказания» о Борисе и Глебе обращается А. Н. Ужан-ков. Он указывает на непосредственную связь даты написания житий святых со временем их канонизации. Исследователь приходит к выводу, что «Чтение» было написано Нестором между 1086-1088 гг. к официальной канонизации святых, пришедшейся на время княжения в Киеве Всеволода Ярославича (1078-1093 гг.) .

Целью данной статьи является исследование жанрово-композиционного своеобразия «Чтения» в связи с отражением в его тексте характерных мотивов жанра «повестей о княжеских преступлениях». Репрезентативность цели основывается на тесной взаимосвязи «Чтения» с неоднородным в жанровом отношении анонимным «Сказанием о Борисе и

Глебе» и летописной повестью «Об убиении Борисове», которую, в свою очередь, традиционно относят к жанру «повестей о княжеских преступлениях» .

Обратимся, в первую очередь, к композиции произведения. В тексте «Чтения» можно выделить четыре части: вступление, основную часть, заключение и рассказ о посмертных чудесах. Вступление построено по традиционной житийной схеме . Важным элементом вступления является история крещения Русской земли и современные автору события. Активно используя цитаты из Писания, параллели с героями библейской истории, отсылки к притче о виноградаре , Нестор создает образы Бориса и Глеба в традициях агиографии. Житийной традиции соответствуют и созданные образы, и посмертные чудеса святых.

В основной части произведения можно выделить мотивы, характерные для жанров мирской литературы, в частности, для «повестей о княжеских преступлениях».

Анализ произведений, традиционно относимых исследователями к жанру «повестей о княжеских преступлениях» (летописных повести «Об убиении Борисове» 1015 г., повести об ослеплении Василька Теребовльского 1097 г., повести об убиении Игоря Ольговича 1147 г., повести о клятвопреступлении Владимирки Галицкого 1152 г., повести «Об убиении Андрея Боголюбского» 1175 г. ), привел к выводу о возможности выделить в этом жанре ряд жанрообразующих мотивов . К ним относятся мотив заговора, мотив страха убийц перед преступлением, мотив предупреждения князя об опасности, убийство князя, убийство княжеского любимца, обращение с телом убитого князя, мотив сопротивления князя убийцам. Эти мотивы нашли отражение в «Чтении».

Мотив заговора, который характеризуется соединением элементов исторической повести и агиографии. Преступление совершалось против князя с целью захвата его власти в междоусобной войне Х!-ХШ вв. Но в то же время во всех произведениях данного жанрового типа всегда присутствует упоминание дьявола, по наущению которого и происходит заговор. Например, в «Повести об ослеплении Василька теребовльского»: «...Иприде Святополкъ сДавыдомь Кы-еву, и ради быша людье вси: но токмо дьяволъ печаленъ бяше о любви сей. И влезе сотона в сердце некоторым мужем...» .

В «Чтении» трактовка мотива заговора также носит ярко выраженный агиографический характер: «...Бе бо блаженный (Борис) кро-токъ и смиренъ. Таче же того не терпя врагъ (дьявол). но яко же преже рекохъ. вниде въ сердце брату его. иже бе старей. имя ему Святополкъ. Нача мыслити на праведнаго. Хо-тяше бо оканныи всю страну погубити и вла-дети единъ... » . Как видим, мысль об убийстве брата возникает у Святополка не только по наущению дьявола, который хочет погубить благоверного князя Бориса, но и из вполне мирского желания одному владеть всей Русской землей, то есть агиографический аспект соединяется с историческим. После того, как Святополк узнает об убийстве Бориса, он также хладнокровно посылает убийц к Глебу .

Мотив страха убийц перед преступлением. В «Чтении» убийцы, находясь рядом с шатром князя Бориса, не нападают, пока тот не произносит до конца молитвы: «...Нечестивии же. яко шедшее. не дерзнуша напасти на праведнаго. Не попусти имъ Богъ дондеже конца заутренею...» . В то же время такое поведение убийц, как и убийство князя в несколько этапов, может объясняться тем, что описание преступления носит во многом условный («этикетный») характер .

Мотив предупреждения князя об опасности. Князья знают о готовящемся против них заговоре, но либо не верят, либо не противятся смерти. Этот мотив повторяется в тексте «Чтения» несколько раз. Первый раз Борис получает предупреждение вскоре после того, как узнает о смерти отца: «.Исе неции. пришедъше къ блаженному. възвестиша. яко братъ твои хощеть тя погубити... » . Затем Бориса предупреждают еще раз об опасности, но уже после того, как он отпустил свою дружину .

Убийство князя. Обычно оно происходит в несколько этапов: сначала убийцы ранят князя, при этом думают, что завершили свое преступление, а тот успевает произнести молитву; затем убийцы понимают, что не до конца сделали свое дело и добивают князя. Также происходит и в «Чтении»: «.И они же акы зверие диви нападоша на нь. И внизоша во нь сулици свои... Имьневъ же блаженнаго мертва суща изидоша вонъ. Блаженныи же воскочи. въ оторопе бывъ. изиде изъ шатра. и въздевъ на небо руце. моляшеся... Се же ему рекшю. единъ отъ губитель притекъ оудари въ сердце

его. Итако блаженыи Борисъ предасть душю в руце Божии. Месяца июля въ 24 день...» .

Подробно в «Чтении» описывается и гибель Глеба . Характерно, что посланные Святополком убийцы не сами совершают убийство, а приказывают повару Глеба зарезать своего господина. Такая форма убийства для древнерусского автора, видимо, была особенно символична, ведь неслучайно этот повар сравнивается с Иудой, а Глеб с агнцем непорочным: «...Оканьныи же поваръ не по-ревноваше оному. иже бе палъ на святомъ Борисе. но оуподобися Июде. предателю...» .

Мотив убийства княжеского любимца (слуга, пытаясь защитить своего князя, сам гибнет от рук убийц). Этот мотив в «Чтении» представлен в несколько иной вариации, нежели в летописной «Повести об убиении Борисове» 1015 г. и в анонимном «Сказании о Борисе и Глебе». В «Чтении» говорится об убийстве слуги, но не уточняется, как в других текстах, его имя, не рассказывается о том, что он был княжеским любимцем и том, как с него сняли золотую цепь. «Чтение»: «.И се единъ отъ престоящихъ ему слугъ паде на немъ. Они же и того пронизоша...» . Ср. «Сказание»: «...Бяше же сь родъмь угринъ, имьньмь же Георгии. И бьаше възложилъ на нь гривьну злату, и бь любимъ Борисъмь паче мьры. И ту же и проньзоша... » .

Обращение с телом убитого князя (обычно с телом убитого князя обращаются непочтительно, и только по прошествии некоторого времени князя хоронят с почестями). Тело убитого Глеба бросили в пустынном месте под колоду, оно пролежало там до тех пор, пока князь Ярослав не приказал отыскать его: «...Окань-нии же ти изнесоше тело святого. повергоша в пустыни подъ кладою...» . Убитого Бориса положили в церкви св. Василия в Вышгороде.

Мотив сопротивления князя убийцам, характерный для многих исторических летописных повестей о княжеских преступлениях, отсутствует во всех произведениях БорисоГлебского цикла, так как он противоречит жанровой традиции мартирия, которой в данном случае следует автор. Такое поведение князей должно было усилить их ореол мученичества, ведь они добровольно идут на смерть, полностью полагаясь на волю Бога, тем самым не нарушая ни христианских, ни мирских законов.

Этот ореол мученичества усиливает и тот факт, что у князей-братьев была возможность изменить ход событий, то есть они испытывают искушение сохранить свою жизнь, но побеждают его в себе. Так, воины Бориса говорят ему о своей верности и предлагают ввести его в город; но Борис отвергает такую возможность и отпускает воинов, заботясь об их душах: «...Ни братье моя. ни отчи. Не тако прогневаите господа моего брата. еда како на вы крамолу въздвигнеть. Но оуне есть мне одиному оум-рети. нежели толику душь... » .

Анализируя трактовку авторами БорисоГлебского цикла мотива «непротивления» князей-страстотерпцев, нельзя забывать о том, что «Чтение», анонимное «Сказание» и летописная «Повесть» были первыми памятниками древнерусской литературы, в которых политическое убийство получило такой широкий резонанс и осмыслялось не только как нравственное преступление против человека, но и как преступление против Русской земли. Процитируем Г. П. Федотова: «Легко и соблазнительно увлечься ближайшей морально-политической идеей, которую внушают нам все источники: идеей послушания старшему брату... Мы не знаем, насколько начало старшинства было действенно в княжеской и варяжской дружинной среде в начале XI в. Князь Владимир нарушил его. Св. Борис первый сформулировал его на страницах нашей летописи. Быть может, он не столько вдохновляется традицией, сколько зачинает ее, перенося личные родственные чувства в сферу политических отношений. Совершенно ясно, что добровольная смерть двух сыновей Владимира не могла быть их политическим долгом» .

Исследование позволяет говорить о взаимосвязях летописной Повести 1015 г., анонимного «Сказания» и «Чтения», но определить характер этих взаимосвязей трудно, и подтверждением тому является большое количество высказанных учеными гипотез. Тем не менее, исследование показывает, что в «Чтении» можно выделить ряд мотивов, характерных не для агиографии, а для жанра «повестей о княжеских преступлениях»: мотив заговора, мотив предупреждения князя об опасности, мотив убийства князя, мотив убийства княжеского любимца, мотив обращения с телом князя. Конечно, в «Чтении», в отличие от летописной Повести, исходя из задачи, стоящей перед его автором, эти мотивы «сглаживаются», приобретают агиографическую трактовку.

Объяснить это можно тем, что произведения, посвященные описанию гибели святых братьев, были первыми произведениями, в которых, как отметил Г. П. Федотов, «традиции зачинались». Мы можем говорить именно о традиции, которая реализовывалась в композиции, наборе мотивов, речевых штампов, агиографической стилистике других «повестей о княжеских преступлениях». Так, и в повести об убийстве Игоря Ольговича 1147 г., и в повести «Об убийстве Андрея Боголюбского» 1175 г. будут возникать детали, связанные именно с произведениями Борисо-Глебского цикла. Примером может служить «меч святого Бориса», который заговорщики крадут из спальни Андрея Боголюбского. А в «Чтении» формировалась другая традиция - традиция княжеского жития. Сосуществование жанров друг с другом было одной из основных особенностей жанровой системы древнерусской литературы. Жанры древнерусской литературы находились в отношениях тесной взаимосвязи и иерархической взаимозависимости, что позволяет говорить именно о системе жанров, элементы которой взаимообусловлены друг другом .

Список литературы

1. Данилевский, И. Н. Повесть временных лет: герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004. 383 с.

2. Еремин, И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. 2-е изд., доп. Л., 1987. 327 с.

3. Еремин, И. П. Литература Древней Руси. Этюды и характеристики. М.; Л., 1966. 364 с.

4. Лихачев, Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М. ; Л., 1947. 479 с.

5. Минеева, С. В. История древнерусской литературы: учеб. пособие. Курган, 2002. 115 с.

6. Минеева, С. В. Проблемы комплексного анализа древнерусского агиографического текста. Курган, 1999. 356 с.

7. Повесть временных лет. Сказание о Борисе и Глебе // Памятники литературы Древней Руси: начало русской литературы. XI - начало

XII в. М., 1978. С. 248-254; 278-303.

8. Ранчин, А. М. Вертоград Златословный: древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях. М., 2007. 576 с.

9. Ранчин, А. М. Статьи о древнерусской литературе: сб. ст. М., 1999. 195 с.

10.Сказание о Борисе и Глебе // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. I (XI - пер. пол. XIV в.) / отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., 1987. С. 398-408.

11.Сочнева, Н. А. Жанрообразующие мотивы «повестей о княжеских преступлениях» в составе древнерусской летописи // Сборник научных трудов аспирантов и соискателей Курганского государственного университета. Вып. XII. Курган, 2010. С. 81-83.

12.Ужанков, А. Н. Святые страстотерпцы Борис и Глеб: к истории канонизации и написания житий // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2000. № 2 (2). С. 28-50.

13.Федотов, Г. П. Святые Древней Руси. М., 1997. С.35-47.

14.Giorgetta Revelli. Monumenti literary su Boris e Gleb. Roma, 1993. Р. 601-691.

БОРИСОГЛЕБСКОГО ЦИКЛА

К ПРОБЛЕМЕ РЕДАКЦИЙ ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ. I

ЭТНОЯЗЫКОВАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ "РУСЬКОЙ МОВЫ" ВО ВРЕМЕНА

ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО И РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ

МОЙСИЕНКО.............................................................................................................................53 ГРЕЧЕСКИЙ ОРИГИНАЛ "НАПИСАНИЯ О ПРАВОЙ ВЕРЕ" КОНСТАНТИНА ФИЛОСОФА: СТРУКТУРНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ И ПОЛЕМИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ

Л. В. ЛУХОВИЦКИЙ..................................................................................................................79 В ПОИСКАХ СВОЕГО ПРОШЛОГО: ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ БОЛГАР КАТОЛИКОВ XVIII ВЕКА Автор: Н. В. ЧВЫРЬ.................................................................... КУЛЬТУРА ЧЕХИИ ГУСИТСКОГО ПЕРИОДА В РАБОТАХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИСТОРИКОВ КОНЦА 40-Х ГОДОВ XX - НАЧАЛА XXI ВЕКА Автор: И. И. БУЧАНОВ..................................................................................................................................................... А. А. ТОРТИКА. Северо-Западная Хазария в контексте истории Восточной Европы (вторая половина VII - третья четверть X в.) Автор: Т. М. Калинина................................. Святые князья-мученики Борис и Глеб Автор: А. Е. Мусин................................................ J. BOUBIN. Petr Chelcicky. Myslitel a reformator Автор: Л. М. Гаркуша.............................. Е. П. СЕРАПИОНОВА. Карел Крамарж и Россия. 1890 - 1937 годы Автор: В. И. Косик. ПРАЖСКИЙ ФОРУМ МОЛОДЫХ СЛАВИСТОВ Автор: Ю. В. Кириллов, Д. К. Поляков..................................................................................................................................................... К ЮБИЛЕЮ ИННЕСЫ ИЛЬИНИЧНЫ СВИРИДЫ.............................................................. К ЮБИЛЕЮ ЛЮДМИЛЫ НОРАЙРОВНЫ БУДАГОВОЙ................................................. РАЗЛИЧИЯ В ОПИСАНИЯХ СОБЫТИЙ И ВЗАИМООТНОШЕНИЯ Заглавие статьи ТЕКСТОВ БОРИСОГЛЕБСКОГО ЦИКЛА Автор(ы) С. М. МИХЕЕВ Источник Славяноведение, № 5, 2007, C. 3- СТАТЬИ Рубрика Место издания Москва, Россия Объем 63.3 Kbytes Количество слов Постоянный адрес статьи http://ebiblioteka.ru/browse/doc/ РАЗЛИЧИЯ В ОПИСАНИЯХ СОБЫТИЙ И ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ТЕКСТОВ БОРИСОГЛЕБСКОГО ЦИКЛА Автор: С. М. МИХЕЕВ О кровавых событиях 1015 - 1019 гг., последовавших за смертью киевского князя Владимира Святославича, кроме летописи повествуют два древнерусских агиографических памятника: Несторово "Чтение о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба" (далее - Чтен.) и анонимное "Сказание и страсть и похвала святым мученикам Борису и Глебу" (далее - Сказ.) . В летописи подробно описывается гибель Бориса и Глеба и борьба Ярослава со Святополком. В Чтен. и Сказ. рассказы об убийстве Бориса и Глеба более пространны, а борьба между Святополком и Ярославом освящается менее подробно.

Описание этих событий во всех трех источниках несколько различно, хотя параллели между памятниками никогда не вызывали у исследователей сомнений относительно их тесной зависимости друг от друга. Между тем, проблема истории текстов борисоглебского цикла остается в науке дискуссионной.

Наиболее подробно изучен вопрос о соотношении "Сказания чудес святых страстотерпцев Романа и Давида" 1 с той частью Чтен., где описываются чудеса, происходившие после гибели Бориса и Глеба . К сожалению, исследование этого вопроса мало что дает для разрешения проблемы соотношения летописи, Сказ. и той части Чтен., где идет речь о междоусобице Владимировичей.

Значительно больше копий сломано по поводу времени канонизации Бориса и Глеба (см. с указанием литературы), также не напрямую связанной с интересующей нас темой.

А. А. Шахматов посвятил вопросу взаимоотношения текстов борисоглебского цикла самую большую главу своих "Разысканий о древнейших русских летописных сводах" . Исследователь предположил, что во вто Михеев Савва Михайлович - младший научный сотрудник ИСл РАН.

Иногда исследователи включают "Сказание чудес" в состав Сказ., так как в рукописях эти памятники почти всегда соседствуют - "Сказание чудес" помещается после Сказ. Однако такое объединение не совсем корректно - первая часть "Сказания чудес", в которой Борис и Глеб последовательно называются Романом и Давидом, содержит текст, безусловно, более древний, чем Сказ.

стр. рой четверти XI в. было написано летописное сказание о Борисе и Глебе, которое вошло в "Древнейший летописный свод" (далее - Древн. св.). Событийная сторона этой версии рассказа о Борисе и Глебе, по мнению А. А. Шахматова, практически без изменений отразилась в Чтен., что дает нам возможность реконструировать Древн. св. . В конце XI в., согласно А. А. Шахматову, на базе Древн. св. был составлен "Начальный летописный свод" (далее - Нач. св.), в котором фактическая часть сказания о Борисе и Глебе была значительно видоизменена под влиянием различных новых источников, привлеченных редактором летописи, - по большей части, местных легенд . Этим сводом и Чтен., по мнению А. А. Шахматова, пользовался около 1115 г.

Позже концепция А. А. Шахматова была подвергнута критике. Однако никто из последующих исследователей не изучил столь подробно, как А. А. Шахматов, соотношение фактических сведений источников о междоусобице 1015 - 1019 гг. и ее предыстории.

В этой статье я хочу вновь поднять вопрос о значимости различий в описании событий для проблемы взаимоотношения текстов борисоглебского цикла.

Обратимся сначала к различиям анонимного Сказ. и летописи.

В изложении фактической стороны событий Сказ. почти везде согласно с ПВЛ.

Между тем, следует отметить отсутствие в Сказ. некоторых конкретных сведений летописи, на что указывал еще А. И. Соболевский: "Летопись говорит о вышегородских болярцах и о насаде Глеба;

сказание не знает этих узких терминов и заменяет их более широкими и более свойственными литературному языку его времени: мужи и кораблиць. Замена узких понятий более широкими вполне естественна и легка (так мы можем свободно заменить узкое название фрегат широким названием корабль);

что же касается до обратной замены, то едва ли она была возможна: она была совсем не нужна для летописца, который, к тому же, любил щегольнуть книжным словом" .

Наиболее значительный вклад в сравнение летописи и Сказ. внес А. А. Шахматов.

"Отвергаю самым решительным образом возможность заимствования летописного сказания из подлежащего нашему исследованию житийного (Сказ. - С. М.), - писал А. А. Шахматов. - Житийное сказание не содержит в себе ничего существенного, чего бы не было в летописном;

оно отличается от летописного сказания одною риторикой...;

так, в нем вставлены длинные речи и причитания, сначала Бориса, потом Глеба;

длинные размышления приписаны самому Святополку после того, что он убил Глеба. Летописное сказание полно определенных фактов;

риторики в нем мало;

в сущности, риторика прорвалась только в предсмертном причитании Глеба. Мы знаем ценность сообщаемых нашею летописью фактов;

если летописец умел так или иначе представить длинный ряд событий X и XI века, то естественно ему же приписать занесение на письмо фактов, относящихся к убийству Бориса и Глеба;

факты эти согласованы с другими, сообщенными им раньше и появляющимися у него позже" .

А. А. Шахматов также отметил отсутствие "основания для допущения общего источника, которым руководились бы, с одной стороны, житийное, а с другой, летописное сказание". По мнению исследователя, "за исключением общих стр. с летописью фактов, в житии останется одна риторика и лирика;

следовательно, предполагать для жития отличный от летописи, не тождественный с летописью источник представляется совершенно излишним;

риторика и лирика могла быть прямо сочинена составителем жития" 2.

Недавно к сравнению летописи и Сказ. обратилась Н. И. Милютенко.

Исследовательница отметила, что в отличие от летописи с ее "скупой образностью" в Сказ. мы находим больше определений, причастных оборотов, антитез и повторов, значительно большую роль в повествовании Сказ. играют цитаты . Разбирая употребление в текстах борисоглебского цикла эпитетов святой и блаженный применительно к Борису и Глебу, Н. И. Милютенко продемонстрировала, что в летописи эти определения редки, и сделала предположение, что первоначально они в летописи отсутствовали и были вставлены в текст вместе с другими поздними интерполяциями .

Обе выявленные Н. И. Милютенко особенности, как кажется, подкрепляют вывод А. А. Шахматова о невозможности развития от Сказ. к летописи.

Рассмотрим теперь подробно несколько сходных фрагментов летописи и Сказ., чтобы на этих примерах проверить выводы предшествующих исследователей.

Под 6496 г. в большинстве русских летописей читается подробный список сыновей князя Владимира Святославича:

"Володимиръ же самъ и с(ы)н(о)ви его * и земля его * бо оу него с(ы)н(о)вь * 12 * Вышеславъ * Изяславъ * С(вя)тополкъ * и Ярополкъ * Всеволодъ С(вя)тославъ * Мьстиславъ * Борисъ и * Станиславъ * Позвиздъ * Судиславъ * и посади Вышеслава в * а Изяслава в *а С(вя)тополкъ в * Ярослава в * и оумершю же старhишому * Вышеславу в * и посади Ярослава в * а Бориса в Ро С. А. Бугославский, последовательно сопоставивший в своей диссертации весь сходный текст Сказ. и летописи , пришел к следующим выводам: "Детальное сравнение Ск[аз]. с л[етописью] свидетельствует, что автор Ск[аз]. почти переписал весь материал летописного рассказа о смерти братьев. Очень немногое он опускает (см. отрывки 3, 5), чаще же распространяет сказанное в летописи в риторически-расширенных оборотах (отрывки 6, 7, 9, 11, 21, 22), иногда из кратких сообщений Л[етописи] строит целые эпизоды с художественно создаваемыми деталями (отрывки 10, 14, 15, 16, 17, 19, 21). Однако предоставленный самостоятельной работе, отдаляясь от летописного текста или пытаясь сочетать другие статьи Л[етописи], автор Ск[аз]. теряется, впадает нередко в противоречия. Он не умеет согласовать созданные им фактические подробности с изложением своего источника, теряет нить хронологического повествования (см. отрывки 11, 12, 17, 18, 21, 22)" .

отсюда агиографические общие места у него случайны и немногочисленны. Автор Сказания старательно изложил весь текст летописной статьи, изредка отступая от ее фразеологии, опустив лишь несколько предложений. Поставив себе задачей написать житие Б[ориса] и Г[леба], автор Сказания не мог ограничиться историческим материалом летописной статьи 6523 г. и ее немногими агиографическими местами;

он должен был обратиться к общеагиографическому литературному материалу. В уста своих героев автор Сказания влагает пространные молитвы и речи, где подчеркивается их непротивление злу и уважение к родовым понятиям, послушание старшим, любовь к ближнему, благочестие и религиозная настроенность. Описание смерти братьев, лаконическое и простое в летописи, автор Сказания расширяет в образные эпизоды, где проявилось его безусловное художественное дарование. Наибольшую независимость автор Сказания проявляет в лирических местах - в молитвах" .

Все эти наблюдения С. А. Бугославского, несомненно, верны.

стр. * С(вя)тостава в Всеволода в " 3.

Мьстислава вь Легко заметить, что братьям, расположенным в списке первыми, достаются наиболее значимые княжения. Из этого следует, что Владимировичи перечислены в этом перечне по старшинству. О Вышеславе - первом в списке - особо говорится, что он был старшим из братьев.

Под 6488 г. в летописях дан другой перечень сыновей Владимира. Этот список сильно отличается по структуре от цитированного выше: он дополнен указанием матерей Владимировичей, дети перечислены в ином порядке. В Новгородской первой летописи младшего извода (НовгІмл)4, в Лаврентьевской (Лавр.) и Радзивиловской (Радз.) летописях находим примерно одинаковый текст. Привожу его по НовгІмл:

же Володимеръ похотью женьскою, и быша ему водимыя:

юже посади на идеже есть селище Передъславино, от нея же родишася 4 сыны: Изяслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода, и дщери;

от Святополка, а от Вышеслава, а от другыя Святослава, " 5.

Мьстислава, а от Бориса и Второй список обладает несколькими особенностями, смысл которых не совсем ясен. Во-первых, встает вопрос, почему вместо двенадцати сыновей, как в списке 6496 г., здесь перечислены лишь десять и две дочери. Во-вторых, непонятно, почему Владимировичи расположены в перечне 6488 г. не по старшинству. В списке 6496 г. первым сыном назван Вышеслав. То есть если бы автор списка г. желал составить список по старшинству, то в первую очередь должен был сообщить о том, что сыном Владимира от чехини был Вышеслав.

И. Н. Данилевский обратил внимание на связь списка 6488 г. с библейским списком сыновей Иакова в "Книге Бытия": "Сынов же у Иакова было двенадцать.

Сыновья Лии: первенец Иакова Рувим, по нем Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон. Сыновья Рахили: Иосиф и Вениамин. Сыновья Валлы, служанки Рахилиной: Дан и Неффалим. Сыновья Зелфы, служанки Лииной: Гад и Асир" (Быт. 35: 22 - 26).

То, что дети Владимира распределены в списке 6488 г. по их матерям, как и сыновья Иакова, по мнению И. Н. Данилевского, говорит о желании летописца связать героев своего повествования с библейскими персонажами .

На мой взгляд, кроме самого факта распределения сыновей (и дочерей) Владимира по матерям, большое значение имеет структурное сходство, которым обладают списки. При параллельном расположении сыновей Иакова и Владимира в таблице 1 с указанием матерей (при соблюдении порядка их перечисления в библейском и летописном списках) образуются ячейки, которые четко соответствуют друг другу.

Ср. . Во всех списках кроме Ипатьевского списка Ипат.

вместо Ярополка указан Ярослав. В Лавр. Святополк и Ярослав перечислены в обратном порядке. В Радз. пропущен текст после слов Вышеслава в до слов Ярослава в включительно.

В старшем изводе часть летописи, включающая текст списка, отсутствует.

Ср. . В нескольких списках Ипат. вместо второго Мьстислава имеется пропуск. В Ипатьевском списке на полях здесь приписан Станислав. Во всех летописях кроме Лавр. вместо ошибочно читается "от дроугыя".

стр. Лишь при взгляде на эту таблицу становится ясно, зачем летописцу понадобилось дополнять список двумя дочерьми и перечислять более старших сыновей после более младших. Именно соответствие количества детей от каждой из жен имело решающее значение при составлении летописного списка6.

Для нас сейчас несущественно, какую идею хотел донести до своего читателя летописец, проводя описанную выше параллель7. Важно, что в Сказ. перечень сыновей Владимира по своей структуре отличается от летописных списков:

"Сь убо Володимиръ сыновъ 12, не отъ единоя жены, нъ отъ раснъ матеръ ихъ, въ нихъ же бяше Вышеславъ, а по немь Изяславъ, 3 - Святополкъ, иже и убииство се зълое Сего мати преже чьрницею, гръкыни сущи, и поялъ ю Яропълкъ, братъ Володимирь, и ростригъ ю красоты лица ея, и зача отъ нея сего Святоплъка оканьнааго. Володимиръ же, поганъй еще, убивъ Яропълка и поятъ жену его, непраздьну сущю, отъ нея же родися сий оканьный Святопълкъ. И бысть отъ дъвою отцю и брату сущю, же и не любляаше его Володимиръ, акы не отъ себе ему сущю. А отъ Ро 4 сыны Изяслава, и Мьстислава, и Ярослава, и Всеволода. А отъ иноя Святослава и Мьстислава, а отъ Бориса и И посажа вся по роснамъ землямъ въ княжении, иже инъде съкажемъ. Сихъ же убо, о нихъ же и си есть. Посади убо сего оканьнаго Святопълка въ княжении а Ярослава - а Бориса - Нъ се остаану много глаголати, да не многописании въ забыть " .

В нашем тексте остались два противоречия. Во-первых, соответствие количества детей от каждой из жен оказалось не соблюдено в случае с Рахилью. Во-вторых, Святополк оказался помещен перед старшейшим братом Вышеславом. Для выяснения причин этих противоречий необходимо подробное рассмотрение летописных сведений о грекине - матери Святополка. Такое рассмотрение в рамках данной статьи, к сожалению, невозможно.

Н. Данилевский .

стр. А. А. Шахматов предположил, что в этом фрагменте Сказ. склеены два летописных списка Владимировичей - 6496 и 6488 гг. По наблюдению А. А. Шахматова, "согласно с летописью, составитель житийного сказания сообщил о том, что у Владимира было 12 сыновей от нескольких жен;

старшим назван Вышеслав (ср.

Пов. вр. лет под 988 г.), вторым - Изяслав (ср. там же), третьим назван Святополк (в Пов. вр. л. под 988 он также назван третьим, в Радз. и Ипат. списках);

при этом читаем: "сего мати преже чьрницею Грькыни соущи..." (ср. Пов. вр. л. под 977 и 980 гг.). Обращение от статьи 988 года к статье 980 года имело следствием, что выписки продолжались уже из этой статьи: "а отъ Ро 4 сыны Изяслава, и Мьстислава и Ярослава и Всеволода, а отъ иноя Святослава и Мьстислава, а отъ Бориса и " (ср. совершенно то же в Пов. вр. л.

под 980)" .

Выявленная А. А. Шахматовым особенность структуры списка Владимировичей в Сказ. может быть проиллюстрирована таблицей 2.

Итак, анализ списков сыновей Владимира в различных текстах борисоглебского цикла убеждает нас в зависимости Сказ. от летописи8.

Я не намерен проводить дальнейшее детальное сравнение летописи со Сказ., так как практически весь остальной текст этих памятников может быть истолкован как в пользу первичности летописи, так и в пользу первичности Сказ., однако такое истолкование будет почти всегда сугубо гипотетическим.

Мне не известны какие-либо доводы, способные перевесить приведенные выше доказательства того, что текст Сказ. основан на тексте летописи.

стр. Рассмотрим теперь взаимоотношения летописи и Чтен.

Несторово "Чтение" отличается от летописи в первую очередь тем, что в нем мы не находим большинства конкретных сведений, известных по летописи . Эта особенность выражена в Чтен. значительно сильнее, чем в Сказ. Вместо перечисления сыновей Владимира автор Чтен. кратко сообщает: быша сынове мнози у Владимера, вместо перечисления их столов говорит: Пусти же князь сыны своя когождо на свою область, яко же далъ имъ самъ. Вместо печенегов в Чтен. фигурируют ратнии.

Нет в Чтен. подробностей захоронения Владимира. Альта и Смядынь, где были убиты Борис и Глеб соответственно, не упоминаются вовсе. Золотая гривна и отсечение головы Борисова слуги Георгия не упоминаются. Дружине соответствуют у Нестора сущии с нимъ [Борисом] вои. Вышегородъскыи мужи, перечисленные в летописи поименно, в Чтен. просто названы слугами Святополка.

Вместо Новгорода находим полунощные страны. Не упоминается главарь посланных Святополком убийц Глеба Горясер. Повар Глеба Торчин назван у Нестора просто старЪишина поваромъ. О борьбе Ярослава со Святополком говорится кратко: нъ и на прочюю братью въздвизаше гонения9.

Кроме того, рассказ Нестора местами выглядит более логичным, чем в летописи.

Так, отсутствует двукратное описание убийства Бориса (об этой особенности подробнее пойдет речь ниже), отсутствует рассказ о несколько хаотичных передвижениях Глеба перед его убийством, который мы находим в летописи.

Есть у Нестора и некоторые подробности, которых в летописи нет: о Вышгороде уточняется, что он находится в 15 стадиях от Киева, о Киеве - то, что он столица10.

Сравнив Чтен. с летописью, А. А. Шахматов писал: "Итак, связь Несторова сказания с летописным очевидна;

в них можно отметить даже общие фразы.

Особенно важно, что ход рассказа одинаков в том и другом сказании. Объяснить эту связь можно, конечно, трояко: Нестор пользовался летописью;

летопись пользовалась Нестором;

Нестор и летопись пользовались одним общим источником.

Я не могу признать состоятельным первое объяснение, если под летописью будем разуметь Нач. свод или Повесть вр. лет. Не стану выдвигать того аргумента, что летопись эта моложе Несторова сказания;

я отрицаю самую возможность того, что Нестор знал летописное сказание в том его виде, в каком оно дошло до нас, в составе хотя бы Начального свода;

отрицаю потому, что решительно не понял бы причины резкого отклонения Нестора от фактической А. А. Шахматов считал, что указание на точное место гибели Бориса отсутствовало в Древн. св., как и в Чтен. По мнению ученого, "если оно было в Древнейшем своде, Нестору не было бы основания опустить его: вместо того, чтобы сказать "а самъ съ отрокы пребысть на томъ день тъи", он мог бы поставить: "на день тъи"" . Очевидно, А. А. Шахматов не придал большого значения тому факту, что в Чтен. отсутствуют практически все аналогичные конкретные детали.

А. А. Шахматов также полагал, что имя слуги Георгия не сообщалось в Древн. св.: "Сомневаюсь, чтобы Нестор умышленно умолчал его имя, если оно было бы ему известно;

мне кажется, что это было бы противно обычным агиологическим приемам. Одно дело - не назвать окаянных убийц или опустить имя того властелина града, сын которого удостоен был исцеления, и другое дело - скрыть имя угодника Божия" .

Складывается такое впечатление, что Чтен. создавалось в том числе и для читателей, не знакомых с русскими реалиями.

стр. части дошедшаго до нас летописнаго сказания, если бы это последнее было ему известно" .

Приведем все отличия Чтен. от летописи, которыми А. А. Шахматов обосновывал эту точку зрения.

Во-первых, А. А. Шахматов считал, что Нестор сообщает о княжении Бориса во Владимире-Волынском, хотя по летописи он получил Ростов . Это мнение А. А. Шахматова базируется на интерпретации следующей фразы Нестора:

посла и [т.е. Бориса] потомъ отецъ и на область Владимеръ юже ему дастъ, а святого у себе остави . Слово Владимеръ А. А. Шахматов понимает здесь как топоним.

Между тем, С. А. Бугославский объяснил этот пассаж следующим образом:

"[П]риняв во внимание последовательный прием Нестора не называть собственных имен, даже важных для его рассказа, как Киев, Вышгород, Ярослав, Глебовы убийцы, с другой стороны, зная, что Нестор пользуется фактическим материалом только летописи и Сказания, мы полагаем, что "Владимер" здесь собственное имя князя (его Нестор не избегает), а не название области;

слово "Владимер", таким образом, является приложением к слову отець, но поставлено, с точки зрения современного языка не на месте. Стало быть, в Чтении здесь нет ничего нового по сравнению со Сказанием и летописью" . Это предположение С. А.

Бугославского подтверждается при обращении к рукописной традиции: в ряде рукописей слова Владимеръ юже ему дастъ отсутствуют .

Во-вторых, А. А. Шахматов считал серьезным расхождением Чтен. и летописи в описании событий то, что согласно Нестору Владимир оставил Глеба при себе в Киеве, хотя по летописи Глебу был дал в удел Муром . Это различие текстов также было разобрано С. А. Бугославским: "Нестор отступает здесь от Ск[аз]., которое называет уделы Б[ориса] и Г[леба];

он говорит, что Владимир у себя держал Бориса и Глеба "занеже единаче детеска беста". Если бы Нестор сказал это об одном Глебе, мы могли бы подумать, что высказывание его восходит к иному источнику;

но ведь он говорит, что и Борис остался у отца;

ниже, однако, и Нестор сообщает, что Б[орис] был послан "на область";

стало быть, в этом отступлении можно было видеть лишь литературный мотив: Нестор хотел нарисовать картину благочестивого сожительства обоих братьев (см. XVI;

Ниже Нестор (XVI;

196) все же, согласно Ск[аз], заставляет Бориса явиться к отцу, боявшемуся, чтобы Святополк не пролил крови праведного" .

В-третьих, А. А. Шахматов относил к важным отклонениям Чтен. от летописи то, что согласно Нестору Глеб встретил своих убийц, когда шел из Киева на север в ладьях, а не из Мурома в Киев - сначала на конях и только потом в ладьях - как об этом сообщает летопись . А. А. Шахматов считал сюжет Чтен.

первоначальным по отношению к летописному, однако не привел никаких доводов в пользу этого мнения. На мой взгляд, обратное развитие представить себе проще:

Нестор мог упростить сюжет своего источника для того, чтобы не описывать странные передвижения Глеба, так как считал такое описание излишним.

Здесь С. А. Бугославский отсылает к словам "Сице же ему [Борису] молящася по вси часы, а святый послушаше его, и не отлучашеся отъ блаженаго Бориса, но с нимъ день и нощь послушаше его" .

стр. Все эти наблюдения заставляют отказаться от точки зрения А. А. Шахматова, утверждавшего, что летопись, сходная своими фактическими данными с ПВЛ, никак не могла быть источником Чтен.

Оставив пока в стороне вопрос о первичности летописи или Чтен., сравним между собой два агиографических памятника, повествующих об убиении Бориса и Глеба.

Исследователи давно обратили внимание на то, что в Чтен. и Сказ. мы находим ряд параллельных чтений, не имеющих прообразов в тексте летописи. Это говорит о том, что либо автор Чтен. пользовался Сказ., либо наоборот. Большая часть этих параллелей связана с риторическими украшениями, однако есть и пересечения в изложении событийного ряда.

А. А. Шахматов и С. А. Бугославский делали диаметрально противоположные выводы относительно взаимоотношения Чтен. и Сказ.

С. А. Бугославский отстаивал мнение о зависимости Чтен. от Сказ.: "Почти все рассмотренные нами параллели (особенно наши отрывки 1, 5, 7, 9, 16, 18, 25, 26, 27, 34, 35, 38, 39) указывают на прямую зависимость Нестора от текста Сказания.

Здесь не может быть речи об общем источнике Чт[ен]. и Ск[аз]. Однако параллели 14, 19 и 21 сближают Чтение и с летописью. Стало быть, Нестор знал и летописное повествование о Б[орисе] и Г[лебе] (ниже покажем, что он пользуется и другими местами летописи). Вся фактическая сторона Сказания с последующими чудесами использована Нестором частично с изменениями;

он излагает свое Чтение в той же последовательности, в какой ведется рассказ Сказания (некоторые отступления в Ск[аз]ании о чуд[есах] отмечены выше). Стало быть, Сказание было основным источником Чтения12. Сказание было неизменно пред глазами Нестора во время его работы над "житием" Б[ориса] и Г[леба], т.к. он его использовал и в отношении текста. Однако он не считал его удовлетворяющим требованиям византийского агиографического стиля;

оттого он и принялся за свое Чтение;

потому он и не заимствует текста из молитв и речей действующих лиц Сказания, потому он старательно перерабатывает и фактическую и стилистическую сторону своего основного источника" .

Между тем, все выводы С. А. Бугославского могут быть перевернуты с точностью до наоборот. Приводя длинный список текстуальных параллелей Чтен. и Сказ. , исследователь лишь в одном случае пытается доказать первичность текста Сказ.: зависимость Чтен. от Сказ. С. А. Бугославский усматривал в различном указании на время правления Владимира, содержащемся во введениях к этим памятникам:

"Сице убо бысть малъмь преже сихъ13, сущю самодрьжьцю вьсеи земли Володимиру" (Сказ.) .

"Бысть бо, рече, князь въ тыи годы, володый всею землею Рускою, именемь Владимеръ" (Чтен.) .

В таком случае нам не придется вместе с Д. В. Айналовым создавать недошедшую до нас и нигде не упоминаемую повесть о Б[орисе] и Г[лебе], написанную якобы митр. Иоанном I (см. ИОРЯС, т. XV (1910), кн. 3, с. 41 - 42). Все ссылки на "неизвестного автора" ("рече") относятся к анон. Ск[аз]. и др.

известным памятникам. В упомянутой нашей статье о Несторе выписаны эти ссылки и их источники (гл.

здесь же разобраны те недоуменные вопросы, которые возникают, если предположить, что Ск[аз].

пользуется Чтением. (Примечание С. А. Бугославского. - С. М.) В некоторых списках добавлено стр. По мнению ученого, слова въ тыи годы, безусловно, должны были быть написаны позднее выражения малъмъ преже сихъ . Этот вывод С. А.

Бугославского не кажется мне доказательным.

Все остальные параллели между Чтен. и Сказ., приведенные исследователем, доказывают лишь тесную связь этих памятников, но никак не то, что Нестор пользовался "Сказанием".

Между тем, не желая верить в возможность обратного развития текстов, С. А.

Бугославский задает противникам своей точки зрения следующие вопросы:

"Если мы предположим, что анонимное Сказание воспользовалось Чтением, использовав и летописный разсказ, как доказали акад. А. И. Соболевский и акад. А.

А. Шахматов, то мы должны были бы дать ответ на такие вопросы 14. Почему Сказание не отразило ни одного факта и выражения, которые являются продуктом личного творчества преп. Нестора, или взяты им из других источников, помимо летописи? Почему, имея готовое житие, более полное и близкое к агиографическим образцам, автор анонимного Сказания все же положил в основу своего рассказа летопись, черпая у Нестора лишь отдельные разбросанные в разных местах жития выражения и создавая из них цельную Похвалу (в конце Сказания), при этом ему приходилось разгадывать неясные места своего источника? Почему на анонимном Сказании о чудесах не отразилось сказание о чудесах преп. Нестора;

если же мы предположим, что Сказание о убиении и Сказание о чудесах написаны одним автором, то почему он не принял подробной редакции чуда о жене сухорукой, которую Нестор слышал от самой исцеленной, а передает по другому менее осведомленному источнику? Почему автор Сказания там, где преп. Нестор не сходится с летописью, обращался к этой последней, а не к Чтению? Почему, наконец, автор Сказания, если он пользовался Чтением, где Похвала в конце, после Сказания о чудесах, вставил ее в средине произведения выделив Сказание о чудесах в отдельную повесть?" .

стр. 4. Во-первых, как уже говорилось, С. А. Бугославский выявил, что многие расхождения Чтен. с летописью объясняются тенденциозностью агиографа.

Очевидно, что этот факт мог быть выявлен и составителем Сказ. Во-вторых, вопрос С. А. Бугославского не совсем корректен, так как автор Сказ. часто контаминировал разнящиеся по содержанию сведения летописи и Нестора, что будет продемонстрировано ниже.

Итак, вероятно, теория С. А. Бугославского о первичности Сказ. по отношению к Чтен. была основана на его априорном мнении о времени составления Сказ. и Чтен., выведенном из сопоставления "Сказания чудес" со второй частью Чтен.

Таким образом, проблема соотношения Сказ. и Чтен. требует дальнейшего исследования.

Рассмотрим одну интересную особенность, которая имеется во всех основных версиях повествования об убийстве Бориса - своеобразное раздвоение убийства16.

Вот как описывается заключительная часть убиения Бориса в Лавр., судя по всему, достаточно точно отразившей на данном отрезке Нач. св.17:

1) "и помолившюся ему * възлеже на своем * и се нападоша акы дивии около шатра * и насунуша и копьи * и прободоша Бориса 2) и слугу его * падша на нем прободоша с нимь * бо се любимъ Борисомь * бяше отрокъ сь родомь с(ы)нъ Оугърескъ * именемь Георги * егоже любляше повелику Борисъ * бо възложилъ на нь гривну злату велику * в неиже предъетояше пред нимь * и избиша же и ины отрокы Борисовы многы * Георгеви же сему не могуще * сняти гривны съ главу его * и тако сняша [гривноу * а главоу отвергоша проч] и не сего въ трупии * 3) Бориса же оубивше оканьнии в шатеръ * възложивше на кола повезоша и * и еще дышющю ему * же се оканьныи С(вя)тополкъ яко еще дышеть * посла два Варяга прикончатъ его * же пришедшема * яко и еще живъ есть * единъ ею извлекъ мечь проньзе и къ срдцю * и тако скончася бл(а)ж(е)ныи Борисъ" .

В этом фрагменте можно выделить три неравные части: (1) описание ранения Бориса копьями в шатре (22 слова), (2) более подробное описание убийства его слуги Георгия (77 слов) и (3) описание убийства Бориса двумя варягами, спе Об этом сюжете уже шла речь в моем докладе (см. ).

Рассказ об убиении Бориса не имеет серьезных различий в древнейших списках ПВЛ и в НовгІмл.

Скорее всего, как предположил еще А. А. Шахматов, он примерно в таком же виде читался в Нач. св. .

Разделение на абзацы и их нумерация арабскими цифрами за круглыми скобками здесь и ниже в тексте источников мои. - С. М.

Слова, помещенные в квадратные скобки, отсутствуют в Лавр. Текст вставлен из Радз. В Ипатьевском списке Ипат.: гривну ту * а главу прочь, в Хлебниковском списке (Хлебн.) Ипат.: гривну ту * главу прочь. В НовгІмл: отвергъша главу его прочь (Комиссионный (Комисс.) список), отвергь главу его прочь (Академический (Акад.) список).

В Радз., в Комисс. и Троицк. НовгІмл - В Ипат. оувидивьше. В Акад. НовгІмл Толст. НовгІмл Реконструкция А. А. Шахматова . В Лавр. слов, помещенных в квадратные скобки, нет, в Радз. и НовгІмл и в Ипат. и видившима, в Хлебн.

стр. циально посланными Святополком, узнавшим о том, что Борис еще жив (52 слова).

В тексте Чтен. эпизод с добиванием Бориса двумя варягами вроде бы отсутствует, хотя вместо этого имеется мотив добивания "одним из губителей":

1) "И они же, акы дивии, нападоша на нь и внизоша во нь сулици свои.

2) И се единъ отъ престоящихъ ему слугъ паде на немь, они же и того пронизоша, 3) и же блаженаго мертва суща, изидоша вонъ.

4) Блаженый же воскочи, въ бывъ, изиде изъ шатра 5) и на небо моляшеся, сице глаголя. (Молитва Бориса.) 6) Се же ему рекшю, единъ отъ губитель, притекъ, удари въ сердце его, и тако блаженый Борисъ предасть душю в Божии, июля въ 24 день" .

7) В Сказ. аналогичный фрагмент выглядит еще сложнее:

1) "И абие текущиихъ къ шатьру блистание оружия и мечьное И без милости прободено бысть чьстьное и многомилостивое святааго и блаженааго Христова страстотьрпьца Бориса: насунуша копии оканьнии Путьша, Тальць, Еловичь, Ляшько.

же, отрокъ его вьржеся на блаженааго, рекый: "Да не остану 2) господине мой драгый, да идеже красота твоего увядаеть, ту и азъ сьподобленъ буду съконьчати животъ свой". Бяше же сь родъмь Угринъ, имьньмь же Георгий, и възложилъ на нь гривьну злату, и любимъ Борисъмь паче И ту же и проньзоша.

3) И яко бысть ураненъ, и искочи и шатьра въ 4) И начаша глаголати стояще округъ его: "Чьто стоите зряще? Приступивъше, сконьчаимъ намъ".

5) Си слышавъ, блаженый начатъ молитися и милъ ся имъ глаголя: "Братия моя милая и любимая, мало ми время отдаите, да помолюся Богу моему".

6) И на небо съ сльзами и въздъхнувъ, начатъ молитися сицими глаголы. (Молитва Бориса22.) 7) И къ нимъ умиленама очима и спадъшемь лицьмь, и вьсь сльзами облиявъся, рече: "Братие, приступивъше, съконьчаите служьбу вашю, и буди миръ брату моему и вамъ, братие". Да елико слышаху словеса его, отъ сльзъ не можаху ни словесе рещи, отъ страха же и печали горькы и мъногыхъ сльзъ;

нъ съ воздыханиемь горькымь жалостьно глаголааху и плакаахуся, и къжьдо въ души своей стонааше. "Увы намъ, къняже нашь милый и драгый и блаженый, водителю одеже нагымъ, старости жьзле, казателю ненаказанымъ! Кто уже си вься исправить, како не славы мира сего, како не веселитися съ чьстьныими вельможами, како не въс величия, еже въ житии семь? Къто не почюдиться великууму съмирению, къто ли не оного видя и слыша?" 8) И абие усъпе, предавъ душю свою въ Бога жива, иулия въ 24 дьнь, преже 9 каландъ августа.

стр. 10) Избиша же и отрокы многы;

съ Георгия же не могуще съняти гривьны, и главу, отъвьргоша и не могоша познати его.

11) Блаженааго же Бориса въ шатьръ, възложивъше на кола, повезоша, - и яко быша на бору, начатъ въскланяти святую главу свою. И се Святоплъкъ пославъ два Варяга, и прободоста и мечьмь въ срьдьце, и тако съконьчася" .

Этот текст оказывается длиннее и сложнее по структуре, чем тексты летописи и Чтен.

Сопоставим все приведенные тексты в таблице 3 (цифры в графах обозначают количество слов в каждом из выделяемых отрезков).

Таблица Эпизоды Нач. Чтен. Сказ.

ранение Бориса копьями N 22 15 ранение слуги (Георгия) N2 (47+ 15 выход убийц из шатра ср. N N3 - выбегание Бориса из шатра ср. N N4 - выбегание "его" из шатра ср. N N5 - призыв убийц добить N6 - - Бориса просьба Бориса о молитве N7 - - молитва Бориса N8 - 97 призыв Бориса к убийцам N9 - - добить его и смиренная речь убийц смерть Бориса ср. N ср. N N 10 13 указание даты смерти ср. N N - Бориса 11 +30) убийство слуг Бориса, N - отсечение головы Георгия добивание Бориса и его N 52 21 смерть указание даты смерти ср. N N - Бориса 14 Выявленное соотношение рассказов об убийстве Бориса заставляет меня задаться двумя вопросами: (1) почему в перечисленных текстах мы сталкиваемся с несколько раз повторяемым убийством Бориса;

(2) почему древнерусские книжники (рассказы которых, очевидно, зависимы друг от друга) так видоизменяли свои источники при описании убиения Бориса.

А. А. Шахматов предположил, что описание добивания Бориса варягами взято "из какой-нибудь легенды" . Исследователь считал, что эпизод с добиванием Бориса варягами отсутствовал в Древн. св., следовательно раздвоения убийства не возникало. По мнению ученого, позже на этот текст наложилось местное предание об убиении князя в урочище Дорогожиче между Вышгородом и Киевом, и составителю Нач св. понадобилось вставить в свой рассказ мотив добивания Бориса, чтобы сложить воедино две разные версии убийства . Таким образом, по мнению А. А. Шахматова, описание убийства Бориса в Чтен. - один из ярких примеров отражения в этом памятнике более раннего летописного рассказа, чем тот, что дошел до нас.

Описания убийства Георгия и отсечения главы Георгия в летописи представляют из себя единый текст.

стр. Н. Н. Ильин также задался вопросом о происхождении раздвоения убийства Бориса. По его мнению, на описание убийства повлияло то, что "в пути "на бору" произошло какое-то замешательство, кортеж приостановился, и наблюдатели издали видели возле покойника, обернутого в шатер, двух варягов с обнаженными мечами" 24.

К сожалению, все эти соображения не слишком убедительны.

На мой взгляд, решению проблемы раздвоения описания убийства Бориса может способствовать изучение истории возникновения источника. К этому вопросу мне уже приходилось обращаться ранее. Этот сюжет дошел до нас не только в древнерусских текстах, но и в повествовании об убийстве конунга Бурислава в древнеисландской "Эймундовой пряди", где рассказывается, что прежде, чем убить Бурислава, Эймунд со своим побратимом Рагнаром и несколькими исландцами вздернул его шатер на веревке, привязанной к большому дереву, набросив веревку на золотой шар наверху шатра Бурислава. Сюжеты древнерусского и древнеисландского рассказов достаточно несходны, однако каждый из них по своему близок к сюжету древней скандинавской легенды о гибели свейского конунга Агни, известной по "Саге об Инглингах" Снорри Стурлусона. Согласно этому преданию Агни был повешен на дереве при помощи веревки, привязанной к золотой гривне у него на шее. Близость сюжетов заставляет предположить, что древнерусский и древнеисландский рассказы об убийстве Бориса восходят к одному источнику. Это было повествование, построенное на аллюзии на легенду о гибели Агни. Очевидно, что убийцами Бориса в этом повествовании были названы скандинавы (подробнее см. ).

Логичное объяснение раздвоения убийства Бориса в свете вышесказанного представляется таким: при первоначальной записи древнерусского рассказа об убийстве Бориса были использованы два основных устных источника, восходящих к первоначальному устному повествованию об убийстве Бориса. В более полном из этих источников уже были потеряны сведения о том, что убийцами Бориса являлись скандинавские наемники25. Вторым источником были слухи о том, что убийцами были два варяга26.

Очевидно, Нестор сильно изменил свой источник из-за желания очистить повествование от излишней конкретики. Сюжет темного летописного повествования, где сначала говорилось о нападении на Бориса (находившегося в шатре) около шатра, а затем о повторном убиении Бориса, которого везли с места первого убийства, одним из двух варягов27, был превращен в Чтен. в более логич С другой стороны, Н. Н. Ильин сопоставлял раздвоенное описание гибели Бориса с аналогичным эпизодом в житиях святого Вацлава: "В преданиях о Вячеславе, равно как и в повествовании об убийстве Бориса и Глеба, находим: и ночное совещание братоубийцы с сообщниками, и коварные его предложения своей жертве, и предостережения, которые получал последний от своих доброжелателей;

детали обстановки убийства совпадают: ночь, предсмертная заутреня, избиение и ограбление приближенных князя и даже само убийство не сразу, а как бы в два приема;

о гибели убийц Вячеслава сообщается почти в тех же выражениях, как о гибели Святополка;

чудесные явления, благодаря которым было обретено тело Глеба, таковы же, как знамения, которыми обнаружило себя тело бабки Вячеслава, Людмилы" .

На это сказание, вероятно, уже наложилось предание о том, что Бориса убили вышегородцы.

Эти слухи, вероятно, основывались на информации о том, что во главе отряда убийц стояли два человека - Эймунд и его побратим Рагнар, о которых рассказывается в "Эймундовой пряди". Ср. .

"Се же ему рекшю, единъ отъ губитель, притекъ, удари въ сердце его, и тако блаженый Борисъ предасть душю в Божии" (Чтен.) . Таким образом Нестор (1) исправил путаницу своего источника с убийством толи в шатре, толи около него, (2) исправил путаницу с повторным посыланием убийц и двойным убийством, (3) убрал конкретику, заменив варягов на губителей. Автор Сказ., вероятно, имел в своем распоряжении и текст летописи, и Нестерова "Чтения", поэтому в Сказ. мы находим уже не удвоение, а практически утроение убийства:

здесь отдельно описано и ранение Бориса в шатре, и смерть около шатра (как в Чтен.), и повторное убийство двумя варягами (как в летописи). Отметим также, что выход Бориса из шатра оказался в Сказ. превращен в выход Георгия - вероятно, эта несостыковка возникла по невнимательности автора Сказ. при контаминации текстов летописи и Чтен. Кроме того, из приведенной выше таблицы видно, что в рассказ о Георгии оказался вклинен большой "риторический" фрагмент. Молитва и сопутствующие сюжеты, заимствованные из Чтен. (где эпизод с Георгием сокращен28), в Сказ. разбили надвое рассказ об убийстве слуги Бориса.

Подведем итоги. Реконструкция истории текстов борисоглебского цикла представлена в схеме 1.

Схема Отсутствие в Чтен. упоминания золотой гривны еще раз подтверждает вторичность Чтен. по отношению к летописи.

На схеме жирные линии обозначают влияние основных источников, тонкие - дополнительных.

Курсивом обозначены сказания, бытовавшие в устной форме.

стр. Основным источником всех дошедших до нас текстов об убиении Бориса послужило устное повествование, сложившееся в скандинавски ориентированной среде, окружавшей Ярослава Владимировича, и содержавшее сюжетную аллюзию на древнюю легенду о гибели конунга Агни (подробнее об этом см. ).

В ходе становления религиозного почитания Бориса устное повествование о его мученичестве потеряло память прежнего контекста - скандинавской легенды об убийстве Агни. Рассказчики истории гибели Бориса уже не понимали аллюзии, на которой была построена скандинавская легенда. Поэтому в их устах важные мотивы древней повести терялись и видоизменялись. Обстоятельства смерти Бориса переосмыслялись под влиянием других (в первую очередь, христианских) параллелей.

Первый русский письменный текст о Борисе и Глебе был создан на основании устных рассказов о гибели Бориса, о гибели Глеба и о борьбе Ярослава и Святополка. Автор письменной агиографической легенды использовал и другие данные, в том числе сведения о том, что Борис был убит двумя варягами.

Агиографическая легенда либо изначально была частью летописи, либо чуть позже практически в неизмененном виде перешла в летописный текст. Летописная повесть о Борисе, Глебе, Святополке и Ярославе дошла до нас в летописях, восходящих к Нач. св. и ПВЛ, практически без изменений в своей фактической части.

Все версии так называемых рассказов о страстях Бориса и Глеба в древнерусских борисоглебских житийных текстах, тесно связанные друг с другом текстуально, восходят к летописной повести.

Нестор, автор "Чтения о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба", заимствовал событийную канву летописной повести, однако достаточно вольно изменял данные своего источника для того, чтобы произведение соответствовало агиографическому канону.

"Сказание и страсть и похвала святым мученикам Борису и Глебу" повторило летописные данные значительно ближе к оригиналу, расширив повествование пространными риторическими отступлениями. Различающиеся летописная и Несторова версии описания событий были контаминированы автором "Сказания".

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / Под ред. Абрамовича Д.

И. Пг., 1916.

2. Бугославський С. Пам"ятки XI-XVIII вв. про князів Бориса та Гліба (Розвідка та текста). Київ, 1928.

3. Revelli G. Monumenti letterari su Boris e Gleb = Литературные памятники о Борисе и Глебе. Genova, 1993.

4. Макарий, еп. Винницкий. История Русской Церкви. СПб., 1857. Т. II.

5. Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

6. Бугославский С. А. К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преподобного Нестора // Известия отделения русскаго языка и словесности Императорской академии наук. 1914 г. СПб., 1914. Т. XIX. Кн. 1.

7. Поппэ А. О зарождении культа свв. Бориса и Глеба и о посвященных им произведениях // Russia mediaevalis. Munchen, 1995. Т. VIII, 1.

8. Соболевский А. "Память и похвала" св. Владимиру и "Сказание" о свв. Борисе и Глебе (По поводу статьи г. Левитскаго) // Христианское чтение. СПб., 1890. Ч. 1.

9. Бугославский С. А. Текстология Древней Руси. М., 2007. Т. II. Древнерусские литературные произведения о Борисе и Глебе.

стр. 10. Милютенко И. М. Святые князья-мученики Борис и Глеб. СПб., 2006.

11. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1908. Т. 2.

12. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 1950.

13. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Л., 1926. Т. 1.

14. Радзивиловская летопись. СПб.;

15. Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004.

16. Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. (Опыт анализа.) М., 1957.

17. Михеев С. М. Раздвоение убийства Бориса и история борисоглебского цикла // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. М., 2005. N 3 (21).

18. Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916. Т. I: Вводная часть. Текст.

Примечания.

19. Михеев С. М. Золотая гривна Бориса и родовое проклятье Инглингов: К проблеме варяжских источников древнерусских текстов // Славяноведение. 2005. N 2.

20. Никитин АЛ. Основания русской истории: Мифологемы и факты. М., 2001.

стр. Заглавие статьи К ПРОБЛЕМЕ РЕДАКЦИЙ ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ. I Автор(ы) А. А. ГИППИУС Источник Славяноведение, № 5, 2007, C. 20- СТАТЬИ Рубрика Место издания Москва, Россия Объем 90.4 Kbytes Количество слов Постоянный адрес статьи http://ebiblioteka.ru/browse/doc/ К ПРОБЛЕМЕ РЕДАКЦИЙ ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ. I

А. ГИППИУС Обсуждение вопросов истории текста Повести временных лет (ПВЛ), с каких бы позиций оно ни велось, неизбежно, как к точке отсчета, возвращается к классической схеме А. А. Шахматова, занимающей в историографии начального русского летописания место, аналогичное тому, какое в истории русского летописания принадлежит самой ПВЛ. Хотя адекватность этой схемы в целом и ее отдельных положений нередко ставились под сомнение или даже отрицались (в результате, как целостное построение, она является сегодня скорее достоянием университетских курсов, чем предметом сколько-нибудь широкого научного консенсуса), шахматовская схема уже без малого столетие сохраняет за собой значение главного ориентира в данной области, роль своего рода "классификатора" научной традиции, по отношению к которому группируются, разбиваясь на русла и потоки, различные исследовательские подходы и гипотезы.

Напомним, что согласно схеме Шахматова, в том виде, в каком она изложена им в книге 1916 г. 1, первая редакция ПВЛ, которой предшествовал киевский Начальный свод 1093 - 1095 гг., была составлена Нестором в 1111 г. и до нас не дошла. Вторая редакция, составленная Сильвестром в 1116 г., сохранилась в списках лаврентьевской группы (ЛТРА)2, но не в первоначальном виде, а со следами вторичного влияния со стороны третьей редакции. Эта последняя была составлена на основе второй редакции в 1118 г. и читается в списках ипатьевской группы (ИХ).

Гиппиус Алексей Алексеевич - д-р филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

Работа выполнена в рамках Программы фундаментальных исследований ОИФН РАН "Русская культура в контексте мировой истории" (проект "Раннее древнерусское летописание в контексте европейской культурной традиции").

В дальнейшем цитируется по переизданию в .

Литерами Л, Т, Р, А, И, Х обозначаются шесть полных списков ПВЛ: Лаврентьевский, Троицкий (сгоревший в 1812 г., но частично реконструируемый), Радзивиловский, Московско-Академический, Ипатьевский, Хлебниковский. Списки ЛТРА образуют лаврентьевскую группу, списки ИХ ипатьевскую;

в пределах лаврентьевской группы к общим протографам восходят списки ЛТ и РА.

Понятия "лаврентьевский текст" и "ипатьевский текст" употребляются в статье как синонимичные понятиям "общий текст списков лаврентьевской группы" и "общий текст списков ипатьевской группы".

Кроме того, по традиции, общий текст списков ИХ называется нами Ипатьевской летописью, а списков РА - Радзивиловской летописью. Текст, представленный во всех полных списках ПВЛ, мы называем ее "основным текстом". Тексты летописей цитируются по их последним публикациям в .

стр. Хрестоматийность проблематики настоящей статьи избавляет нас от необходимости предварять свой анализ обзором историографии - вместо этого мы обозначим круг положений, от которых в дальнейшем будем отправляться как от исходных, считая их уже доказанными нашими предшественниками.

Первым и наиболее общим из таких положений является взгляд на ПВЛ как гетерогенный по своему происхождению текст, в котором на всем его протяжении наличествуют фрагменты, принадлежащие перу разных авторов. Это представление, сложившееся еще в дошахматовскую эпоху, является в настоящее время общепринятым. Предпринимаемые время от времени попытки вернуться к представлению о создании основного текста ПВЛ одним автором представляются малообоснованными.

Последняя из таких попыток принадлежит В. Н. Русинову . Единственным автором текста ПВЛ за 1051 - 1117 гг. исследователь считает киево-печерского монаха Василия, упоминающего о себе в статье 6605 г. К этому же выводу полвека назад пришел А. Вайан , который, впрочем, пошел еще дальше, отождествив Василия с Сильвестром. Тезис о едином авторе ПВЛ исследователи обосновывают по-разному. А. Вайан, анализируя имеющиеся в тексте прямые и косвенные свидетельства о личности автора, его происхождении, образе мыслей, литературном кругозоре и проч., заключает, что все они вполне могут относиться к одному лицу, каковым классик французской славистики и считает Василия Сильвестра. Для В. Н. Русинова главным свидетельством авторского единства текста ПВЛ в рассматриваемых хронологических рамках является присутствие в нем комплекса лингвотекстологических признаков, не свойственных привлекаемым для сопоставления памятникам русского летописания XII в.

(ремарки от первого лица, обороты типа "до сего дне", провиденциальное истолкование побед и поражений и т.д.).

Некорректным является утверждение В. Н. Русинова, будто выводы о сводном происхождении текста ПВЛ за вторую половину XI - начало XII в. "всегда ограничивались лишь самыми общими соображениями, ничего не доказывающими и не объясняющими" . Это безусловно не так: помимо общих соображений эти выводы базировались на конкретных текстологических наблюдениях (не будем приводить примеров: речь о них пойдет дальше).

Последние могли быть более или менее доказательными - это другой вопрос, который и должен в первую очередь быть предметом рассмотрения. Но просто игнорировать эти наблюдения, противопоставляя им собственную систему аргументов, будто бы свидетельствующую об обратном, - не лучший путь доказательства собственной правоты.

С другой стороны, доказательность лингвотекстологических аргументов В. Н.

Русинова вызывает сомнения. Непонятно, почему, например, редкое употребление в киевском или новгородском летописании XII в. авторских ремарок от 1-го лица должно непременно говорить о том, что все такие ремарки, встречающиеся в ПВЛ, принадлежат одному автору. Дополнение или редактирование ранее созданного текста предполагает не только внесение в него черт индивидуального стиля, но и частичное усвоение приемов изложения перерабатываемого оригинала, и в этом смысле ПВЛ как плод коллективного труда, каким она представляется традиционному взгляду, не может не обладать комплексом литературно-языковых характеристик, свойственных только ей и не представ стр. ленных или представленных значительно реже у более поздних летописцев, решавших совсем иные литературные задачи в иной литературной среде.

Столь же непонятен и отказ от рассмотрения текста ПВЛ до 1051 г. Нетрудно убедиться в том, что большинство признаков, трактуемых В. Н. Русиновым как приметы одной авторской манеры, не ограничены в своем распространении статьями 1051 - 1117 гг., но встречаются и в повествовании о древнейшей истории Руси. Спрашивается: готов ли В. Н. Русинов допустить, что все это повествование тоже принадлежит Василию? Если нет, то это противоречит его собственной логике, поскольку неясно, почему одни и те же признаки в одном случае свидетельствуют о работе одного автора, а в другом нет. Если же да, то против такого предположения восстает уже решительно все, что известно о внутренней неоднородности древнейшей части ПВЛ.

Вторым разделяемым нами положением является объяснение текстологической гетерогенности ПВЛ как следствия прошедшего несколько этапов редактирования некоего исходного текста. Иначе говоря, мы разделяем предложенную Шахматовым общую модель, представляющую ПВЛ как систему редакционных "оболочек", разросшихся вокруг первоначального "ядра", возникшего не позднее середины XI в.

Альтернативу этой "моноцентрической" модели составляет представление об изначальной множественности летописных традиций XI в., питающих собой Начальную летопись. Свое наиболее последовательное выражение эта точка зрения нашла в книге А. Г. Кузьмина . Сходное понимание процесса начального русского летописания отражают также разыскания С. В. Цыба по хронологии ПВЛ . "Моноцентрическая" модель Начальной летописи представляется априори предпочтительной как более экономное описание процесса начального летописания. С другой стороны, объяснение противоречий текста ПВЛ в рамках развития единого "ствола" древнекиевского летописания лучше согласуется с фактом восхождения к общему "корню" различных региональных летописных традиций XII - XIII вв. (включая и новгородскую, основанную на предшествующем ПВЛ Начальном своде, см. след пункт). Реальных текстологических аргументов, которые бы заставляли предполагать существование нескольких отразившихся в ПВЛ местных летописных сводов, созданных в различных центрах Руси, до сих пор, на наш взгляд, приведено не было. Что же касается реконструкции С. В. Цыба, заключающего о существовании по крайней мере пяти таких сводов на основе анализа одних только "хронологических артефактов" , то сама возможность стратификации текста ПВЛ на независимом от "традиционной" текстологии хронологическом основании представляется в методологическом отношении сомнительной.

Третьим положением, конкретизирующим второе, является обоснованный Шахматовым тезис, согласно которому ПВЛ как летописному своду 1110-х годов, предшествовал киево-печерский Начальный свод 1090-х годов, частично отразившийся в Новгородской 1 летописи (H1Л) младшего извода .

Подчеркнем, что гипотеза Шахматова о Начальном своде разделяется нами не в целом, а лишь в ее центральных положениях, демонстирующих первичность по отношению к ПВЛ текста H1Л с начала до статьи 6523 г., включая Предисловие, обоснованно датируемое Шахматовым 90-ми годами XI в. Изложение нашей позиции в дискуссии по данным вопросам см. в .

Четвертым и последним из наших исходных положений является важнейшая поправка к шахматовскому представлению о соотношении ПВЛ и Начального стр. свода, сделанная М. Х. Алешковским . Эта поправка влечет за собой существенную модификацию построения Шахматова в целом и требует остановиться на ней подробнее.

Согласно Шахматову, первая, не дошедшая до нас редакция ПВЛ была создана Нестором в Киево-Печерском монастыре в княжение Святополка и отражала дружественную этому князю позицию, которую монастырь занимал со второй половины 1090-х годов;

вторая же, сильвестровская редакция, вышедшая из стен Выдубицкого монастыря, отражала уже промономаховскую тенденцию. Появление второй редакции было, по Шахматову, результатом передачи Мономахом летописания из Киево-Печерского монастыря в княжеский Выдубицкий монастырь и его основательной переработки . Свидетельством такой переработки Шахматов считал неоднородность текста ПВЛ за конец XI - первое десятилетие XII в., дублировки и противоречия, выдающие присутствие в нем по крайней мере двух слоев. Более ранний из этих слоев исследователь связывал с Нестором и относил к первой редакции ПВЛ, более поздний считал принадлежащим Сильвестру. В рамках этого построения важнейшее датирующее указание ПВЛ - доведение хронологических выкладок в статье 6362 г. "до смерти Святополчи" (16 апреля 1113 г.) - логично относилось ко второй редакции памятника, определяя terminus ante quem создания первой редакции.

В то время как наблюдения Шахматова, обличающие двуслойность текста Начальной летописи в названных временных рамках, в значительной мере сохраняют силу и могут быть подкреплены дополнительными аргументами, определение им этих слоев как восходящих к первой и второй редакциям ПВЛ вызывает возражения.

Реконструируя соотношение этих этапов, Шахматов полагал, что главный источник ПВЛ, киевский Начальный свод, заканчивался статьей 1093 г. и что события последующих лет были впервые описаны уже Нестором на страницах ПВЛ в начале 1110-х годов. В этом допущении, предопределившем дальнейшие выкладки Шахматова, сказалась известная однобокость понимания им самого процесса начального летописания. Периодическое обновление летописных сводов, на котором всецело сосредоточился Шахматов, восстанавливая историю ПВЛ, составляет лишь один аспект этого процесса, в котором не меньшая роль принадлежала постепенному накоплению погодных записей, т. е.

анналистическому началу. Сопоставление древнерусского летописания с типологически близкой ему средневековой западноевропейской анналистикой показывает, что вновь созданный летописный свод как правило получал продолжение в виде погодной летописи (анналов) (см. ). На древнерусском материале это соотношение демонстрирует новгородский свод Мстислава, составленный около 1115 г. и продолженный погодными записями, а также сама ПВЛ с обоими (лаврентьевским и ипатьевским) вариантами ее продолжения. Есть все основания думать, что и Начальный свод конца XI в. не был по завершении его заброшен на полтора десятилетия, но продолжал пополняться погодными записями до того момента, когда на его основе была составлена ПВЛ.

Возможность такого чисто анналистического продолжения Начального свода, не сопровождавшегося переработкой его основного текста, и была впервые по достоинству оценена М. Х. Алешковским, положившим ее в основу своей версии истории текста ПВЛ. Исследователь обратил внимание на то, что с 1091 г. в ПВЛ начинают встречаться датировки с указанием часа события, определенно свидетельствующие о появлении в Киево-Печерском монастыре в это стр. время регулярно пополняемой погодной летописи. Начало этой летописи, по мысли Алешковского, было положено составлением в 1091 г. летописного свода (по Шахматову - Начального свода 1093 г.). Согласно Алешковскому, именно этот свод с его продолжением в виде погодной летописи был использован новгородским сводом Мстислава 1115 г., отразившимся в Н1Л, причем не только в младшем ее изводе, но и в древнейшем Синодальном списке, по статью 6623 г.

включительно.

По Алешковскому, составителем свода 1091 г. и автором продолживших его погодных записей был Нестор, который окончательно доработал свой текст в г. Этот текст исследователь называет первой, "авторской" редакцией ПВЛ. В такой атрибуции много спорного. Убежденность Алешковского в авторстве Нестора основывается на малодостоверной поздней традиции. С другой стороны, понятие "авторской" редакции ПВЛ оказывается слишком расплывчатым, раздваиваясь между "авторским" текстом 1091 г. и "авторским" же текстом 1115 г., отношения между которыми остаются непроясненными.

Однако главным в гипотезе Алешковского является все же не эта спорная атрибуция, а сама трактовка текста ПВЛ с начала 1090-х годов по 1115 г, как имеющего в своей основе погодную киево-печерскую летопись, продолжившую летописный свод 1091 г.3. С сохранением шахматовского противопоставления Начального свода и ПВЛ эта идея Алешковского была использована нами в применительно к истории новгородского летописания;

в новейшей работе о редакциях ПВЛ ее развивает А. Тимберлейк , точка зрения которого на данную проблему нам особенно близка.

Согласно Тимберлейку, более ранний слой статей ПВЛ 1090 - 1110-х годов (по статью 1112 г.) принадлежит Начальному своду и его анналистическому продолжению, а более поздний - первой (в представлении Тимберлейка единственной) редакции ПВЛ. Промономаховская тенденция этого второго слоя хорошо согласуется со счетом лет "до смерти Святополчи" в статье 6360 г., что позволяет датировать создание ПВЛ периодом между смертью Святополка в апреле 1113 г. и появлением записи Сильвестра в 1116 г. В этих хронологических рамках датировал первую редакцию ПВЛ и Л. В. Черепнин , связавший создание в Киево-Печерском монастыре нового летописного свода с перенесением мощей Бориса и Глеба в 1115 г.

Такая трактовка соотношения текстов представляет собой, на наш взгляд, яркий (и редкий в историографии начального летописания) пример преемственности научных идей, осуществляемой путем критического развития исходной гипотезы и приводящей к непротиворечивому решению проблемы. Опираясь на шахматовское противопоставление Начального свода 1090-х годов и ПВЛ как свода 1110-х годов, она освобождает ядро этой гипотезы от ряда искусственно усложняющих ее допущений, к которым сам Шахматов вынужден был прибегнуть, не учитывая принципиальной двойственности летописного процесса.

Передатировка создания ПВЛ первыми годами княжения в Киеве Владимира Мономаха неизбежно сказывается и на оценке роли Сильвестра в истории текста памятника. С ней, однако, дело обстоит сложнее, чем может показаться.

Заметим, что "Печерскую летопись" за этот период упоминал в своих ранних работах и Шахматов, высказываясь, впрочем, довольно неопределенно о характере этого текста и его отношении к Начальному своду , предполагающий тождество Сильвестра с "учеником Феодосия", говорящим о себе в статьях 1051 и 1091 гг. Обсуждавшиеся в литературе содержательные препятствия к тому, чтобы считать Сильвестра составителем и, отчасти, автором ПВЛ (а они, как известно, сводятся к тому что Сильвестр - не "печерянин"), вовсе не является непреодолимыми: еще Голубинский допускал, что выдубицким игуменом Сильвестр мог стать из монахов Киево-Печерского монастыря. Единственный же действительно принципиальный аргумент против авторства Сильвестра, каким в рамках гипотезы Шахматова была все та же двуслойность текста ПВЛ за конец XI - начало XII в., теряет силу с отнесением первого из этих слоев к анналистическому продолжению Начального свода - Печерской летописи. В этой ситуации взгляд на Сильвестра как на составителя ПВЛ оказывается наиболее экономным объяснением, и бремя аргументации ложится на тех, кто желает доказать обратное: что выдубицкий игумен был всего лишь переписчиком чужого труда.

В собственно текстологическом аспекте решение данного вопроса во многом зависит от атрибуции текста Начальной летописи, не входящего в число основных списков ПВЛ. Мы имеем в виду текст Н1Л младшего извода с 6553 по 6582 г. Как и в ее начальной части, до 6524 г., Н1Л на данном участке передает Начальную летопись не в выдержках, а в полном объеме, что дало основание Шахматову предполагать использование в обоих случаях одного источника - киевского Начального свода. Однако, если соотношение текстов в части до 6524 г. позволяет с уверенностью говорить об отражении в Н1Л Начального свода, то в отношении статей 6553 - 6582 гг. этого сказать нельзя. За исключением рассказа статьи 6559 г.

об основании Печерского монастыря текст Н1Л на данном участке полностью включает в себя текст ПВЛ (распространяя его до 6558 г. известиями местного происхождения), и квалификация его источника как Начального свода означала бы, что составитель ПВЛ не внес ничего от себя в описание еще вполне актуальных в его эпоху событий полувековой давности. Это маловероятно, учитывая масштабы его редакторского вмешательства в других частях ПВЛ. С другой стороны, появление данного фрагмента в составе H1Л было убедительно отнесено М. Х. Алешковским к этапу более позднему, чем тот, на котором в Новгороде (около 1115 г., в своде Мстислава) был использован Начальный свод.

Эта редактура была связана нами с составлением архиепископского свода конца 1160-х годов . Тот факт, что при составлении включенного в этот свод списка киевских князей был использован текст библейского Введения ПВЛ, отсутствовавшего в Начальном своде, позволяет думать, что из ПВЛ был заимствован и текст статей 6553 - 6582 гг. . Как явствует из анализа разночтений, использованный список памятника не мог принадлежать ни к лаврентьевской, ни к ипатьевской группам;

при этом он содержал несколько бесспорно первоначальных чтений, которым соответствуют стр. вторичные чтения, общие для всех полных списков ПВЛ4. Это означает, что источник данного отрезка Н1Л не просто отражал "третью ветвь" списков ПВЛ (ср.

), но восходил к оригиналу памятника, минуя общий архетип Ипатьевской и лаврентьевской групп.

Что же касается рукописи Сильвестра, то в ней, теоретически, можно видеть и оригинал ПВЛ, и восходящий к нему архетип ипатьевской и лаврентьевской групп, и архетип одной лишь лаврентьевской группы. Наиболее вероятной нам представляется вторая возможность. Видеть в Сильвестре автора ПВЛ мешают два уже неоднократно отмечавшихся обстоятельства: общий характер его записи, более напоминающей колофон писца, чем форму манифестации авторства, и явно восходящая к архетипу ипатьевской и лаврентьевской групп атрибуция текста перу "черноризца Федосьева монастыря Печерского". С другой стороны, видя в Сильвестре писца архетипа лаврентьевской группы (у которой, несомненно, имелся более поздний архетип в виде одного из владимирских летописных сводов второй половины XII в.), необходимо считать, что он списывал не с оригинала ПВЛ, а с некоего успевшего появиться до 1116 г. промежуточного списка, определить статус которого не представляется возможным. Естественнее полагать, что выдубицкий игумен копировал непосредственно оригинал печерского летописного свода, отождествляя его список с архетипом всех шести полных списков ПВЛ. Такое понимание дела отражает схема 1.

Схема ПВЛ - оригинал "Повести временных лет" 1113 - 1116 гг.;

S - список Сильвестра 1116 г.;

L - архетип лаврентьевской группы;

Y - архетип ипатьевской группы;

N новгородский владычный свод конца 1160-х годов (статьи 6553 - 6582 гг. Н1Л младшего извода) См.: . Важнейшее из таких чтений - "и князя их яша Шаракана" под 6576 г. , чему во всех полных списках ПВЛ соответствует ошибочное "а князя их яша руками". Не столь очевидное, но тем не менее очень важное разночтение того же типа имеется в "завещании Ярослава" под 6562 г., где в Н1Л читаем: "не преступати брату в братинь" , тогда как в других списках ПВЛ:

братня". Первоначальность чтения Н1Л подтверждается его большей близостью к " формулировке данного положения во Введении ПВЛ, где также представлена форма вин. падежа с предлогом: "въ жребии братень" . Поясним, что согласно гипотезе, обосновываемой нами в , краткое космографическое Введение, открывавшееся рассказом о сыновьях Ноя, имелось уже в летописном своде 1072 г., было опущено составителем Начального свода и впоследствии, в расширенном виде, восстановлено в ПВЛ.

стр. Легко заметить, что эта схема, из которой мы, как из рабочей гипотезы, будем исходить в дальнейшем анализе, в принципе позволяет видеть в рукописи Сильвестра не простую копию, а особую редакцию ПВЛ. Подчеркнем поэтому, что в отличие от Шахматова, мы не видим текстологической (равно как и исторической) необходимости считать ее таковой5. Тем не менее нельзя исключить, что в процессе переписки печерского оригинала ПВЛ Сильвестр все же внес какие-то добавления в текст6. Этот элемент неопределенности следует иметь в виду, переходя к центральному в проблематике настоящей статьи вопросу:

существовала ли "третья редакция" ПВЛ?

Суть гипотезы Шахматова о третьей редакции ПВЛ заключается в утверждении, что эпоха начального древнерусского летописания, т. е. период активного становления текста ПВЛ, не закончилась в 1116 г. с появлением рукописи Сильвестра, но продолжилась до 1118 г., когда "сильвестровский" текст ПВЛ подвергся новой переработке. Эта редактура, по Шахматову, непосредственно отразилась в летописях ипатьевской группы, а частично, вследствие вторичного взаимодействия между редакциями, - также и в лаврентьевской группе списков.

Представляя собой, по Шахматову, последнюю из древнекиевских "оболочек", заключающих в себе многослойный текст Начальной летописи, редакция 1118 г.

оказывается тем самым и первой проблемой, с которой сталкивается исследователь, начинающий разбирать шахматовское построение "с конца", в порядке, обратном хронологическому. Можно сказать, что именно здесь проходит водораздел, отделяющий историю сложения текста ПВЛ от истории его бытования в рукописной традиции. Проблема "третьей редакции" ПВЛ - это, по существу, проблема соотношения ее лаврентьевского и ипатьевского текстов.

Как и концепция Шахматова в целом, данное ее звено было неоднозначно воспринято последующей историографией. В зависимости от принятия или непринятия основного тезиса об отражении в Ипатьевской летописи "постсильвестровской" редакции 1118 г., высказанные мнения разбиваются на два русла.

Одно из них, образуемое голосами сторонников этого тезиса, внутренне неоднородно, разделяясь на несколько потоков. Первый составляют выска Для Шахматова основанием предполагать значительную переработку Сильвестром первой редакции были, помимо уже упоминавшейся двуслойности текста ПВЛ за конец XI - начало XII в., сведения Киево-Печерского патерика, в которых Шахматов видел отражение несохранившегося текста Нестора.

Необоснованность такой трактовки данных Патерика убедительно продемонстрирована В. Н. Русиновым .

Подозревать в таком происхождении можно, например, известие статьи 6604 г. о сожжении половцами княжеского двора на Выдубичах, вклинившееся в патетическое завершение рассказа о нападении половцев на Печерский монастырь: "...и ина словеса хулная гла(гла)ху на с(вя)ты иконы, насмихающеся, не яко Б(ог)ъ кажеть рабы своя напастми ратными, да явятся яко злато искушено в горну:

х(ре)с(т)ьяномъ бо многыми скорбьми и напастьми внити в н(е)б(е)сное, а симъ поганым и ругатележ на семь приимши веселье и просторонство, а на ономь приимуть м(у)ку, с дьяволом оуготовании огню му. Тогда же зажгоша дворъ красныи, егоже поставилъ князь Всеволодъ на холму Выдобычи, то все оканнии Половци запалиша огнемь. и мы по пр(о)р(о)ку Д(а)в(ы)ду вопьемъ: Г(оспод)и, Б(ож)е мои! положи [я], яко коло, яко огнь пред лицемь иже попаляеть дубравы, тако пожениши я бурею твоею, исполни лица ихъ дасаженья. Се бо оскверниша и пожгоша с(вя)тыи дом твои и манастырь М(а)т(е)ре твоея и трупье рабъ твоихъ" .

стр. зывания исследователей, принимающих шахматовскую гипотезу о "третьей редакции" в единстве составляющих ее основных положений. Такое "ортодоксальное" развитие гипотеза А. А. Шахматова получила в трудах М. Д.

Приселкова , Д. С. Лихачева и Л. В. Черепнина . М. Х. Алешковский, напротив, рисует привлекательный образ "редактора Василия" - любознательного путешественника и начитанного книжника, придавшего ПВЛ известный нам вид, значительно распространив текст первой, Несторовой редакции.