Петрушевская время ночь краткое содержание. Читать онлайн "время ночь". Пространство в художественном произведении моделирует разные связи картины мира: временные, социальные, этические и т.п. В той или иной модели мира категория пространства сложно слита

Пигасова Гузялия Шарибзяновна –

учитель русского языка и литературы МОУ «Основная общеобразовательная школа № 7» г.Чусового, Пермского края;

победитель конкурса лучших учителей России, 2006г.;

почетный работник общего образования Российской Федерации

Конспекты уроков внеклассного чтения

по творчеству Людмилы Петрушевской

Мне хотелось бы предложить конспекты уроков внеклассного чтения по творчеству Л.Петрушевской в 5-11 классах.

Произведения Людмилы Петрушевской рассказывают не только о «свинцовых мерзостях жизни», о боли и страданиях «маленького человека», они учат любить людей, сострадать им. Читая рассказы Петрушевской, вспоминаешь слова А.П.Чехова: «надо, чтобы за дверью каждого счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и напоминал о несчастных и обездоленных, о пошлостях нашей жизни…».

Петрушевская остается там, где людям плохо и стыдно, а плохо и стыдно, хотя бы иногда, бывает всем. Поэтому Петрушевская пишет про каждого из нас . Кроме того, произведения писательницы учат любить жизнь и жить в, казалось бы, невыносимых условиях: «в этом мире, однако, надо выдерживать все и жить…».

Петрушевская – профессионал, работающий в самых разнообразных жанрах, поэтому произведения писательницы можно использовать, когда мы на уроках говорим о сказках, о мифах, о притче, об антиутопии и других жанрах.

Конспект урока по повести Л.Петрушевской «Время ночь»

(урок был проведен в 10 классе после изучения романа М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы»)

На уроках говорилось, почему история семьи Головлевых превращается в «историю умертвий»; вымирает весь головлевский род, историческая выморочность входит в кровь, проникает в естество, передается из поколения в поколение. Роман Салтыкова-Щедрина предупреждает: где неограниченная власть – там жестокое отношение к человеку; где нет любви, где царят лицемерие, алчность, ложь, где попрекают куском хлеба – там нет Семьи, нет Жизни. О семье пойдет речь и в повести Людмилы Петрушевской «Время ночь».

Тема урока «Кривая семья»

Цель урока: анализ повести «Время ночь», нравственные уроки, художественное мастерство Л.Петрушевской.

Оборудование: мульмедийный проектор, экран, презентация в формате Power Point по творчеству Л.Петрушевской.

Все висело в воздухе, как меч, вся наша жизнь,

готовая обрушиться. Западня захлопывалась,

как она захлопывается за нами ежедневно,

но иногда еще сверху падало бревно, и в наступившей

тишине все расползались раздавленные…

Л.Петрушевская

…где все?

М.Е.Салтыков-Щедрин

Сегодня на уроке речь снова пойдет о семье, ибо в наше непростое время никогда еще не была так значима роль семьи. Еще Л.Н.Толстой говорил: «Счастлив тот, кто счастлив у себя дома». От семьи зависит, какими мы выйдем в большую жизнь – умеющими преодолевать трудности и лишения, радоваться жизни и любить ее или будем чувствовать себя постылыми, никому не нужными, лишними в этой жизни.

- Как вы думаете, на чем основывается семья (в это время на экране презентация «Счастливые мгновения» с изображениями счастливых моментов семейной жизни)?

На доске появляется запись:

Уважение

Любовь

Забота

Доброта

Благодарность

Честность по отношению друг к другу и людям

Дай Бог, сохранить вам любовь, уважение, благодарность на всю жизнь, помните библейскую заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земле». И не дай Бог, чтобы в один момент, оглянувшись и увидев лишь пустоту и полное разорение, вы воскликнули: «Что такое, что сделалось?.. где все?»

О «кривой семье» пойдет речь сегодня на уроке.

- Как вы понимаете смысл названия повести?

Перед нами записи, сделанные ночью, когда все спят, когда есть возможность собраться с мыслями, обдумать прожитое. Героиня повести Анна Андриановна говорит: «… мое время ночь – свидание со звездами и с Богом, время разговора, все записываю» (здесь и далее текст цитируется по изданию Л.Петрушевская. Собрание сочинений, том 1. Проза. Из пяти книг. М., 1996, с. 311-398).

Но, кроме того, герои Петрушевской – ночные жители. Они словно по команде пробуждаются ближе к ночи. «Время ночь» - условный сигнал, пароль обострения чувств, учащения пульса, оживления сюжета, событий и происшествий. И катастрофическая слепота героев в отношениях друг с другом, непонимание, трагическая разобщенность обусловлены тем, что живут они во мраке ночи.

Но повесть, вернее дневниковые записи героини, имеют подзаголовок «записки на краю стола.

- Как бы вы объяснили это название?

Стол издавна на Руси считался символом жизни, дома. Это записки «на краю жизни», записки между жизнью и смертью «… тут после мамы остались рукописи».

- Определите жанр произведения?

Перед нами дневник, а точнее, два дневника – матери и дочери. Это значит, что повести присуща предельная искренность, исповедальность. Дневник как жанровая разновидность прозы привлекает автора непринужденностью выбора темы, большими композиционными возможностями, позволяет создать иллюзию свободного выражения мыслей и впечатлений, а также полно и глубоко раскрыть характер героини.

Дневник Анна Андриановны позволяет Петрушевской отстраниться от повествования, наблюдать за жизнью семьи Голубевых со стороны, но ведь сама Петрушевская в «Карамзине» скажет:

жизнь вообще

нельзя

наблюдать со стороны

она неприлична

беззащитна

«Неприличная и беззащитная» жизнь семьи Голубевых встает перед нами со страниц дневника, у которого нет начала и конца.

- Можно ли повесть «Время ночь» назвать семейной хроникой? Расскажите о главных героях повести.

В повести три центральных женских образа: Анна, Серафима и Алена. Их судьбы зеркальны, их жизни с фатальной неизбежностью повторяют друг друга.

Анна Андриановна – типичная мать, но в недавнем прошлом и в своих воспоминаниях – типичная дочь. В свое время с ней происходило то же, что теперь происходит с ее «дурой» Аленкой: «это было сумасшествие одной археологической экспедиции и моя очередная грандиозная ошибка, роман с женатым мужчиной, рождение детей, затем уход мужа. Интересно, что сама героиня абсолютно не осознает этого подобия, которое автор все время подчеркивает. Анна Андриановна все время утверждается в своем превосходстве над дочерью: «что такое есть она и что такое есть я», не понимая, что дочь в точности повторяет ее судьбу. В ее сознании будто стоит какая-то стенка, мешающая ей увидеть истину. В их судьбах одни и те же эпизоды, мелькают те же лица, звучат те же фразы.

«Что не в порядке с пищей было всегда у членов нашей семьи, нищета тому виной, какие-то счеты, претензии, бабушка укоряла моего мужа в открытую, «все сжирает у детей» и так далее. А я так не делала никогда, разве что меня выводил из себя Шура, действительно, дармоед и кровопиец». А через много лет так же, наверное, будет упрекать своего зятя Алена, не заметив, быть может, что в гневе повторяет слова своей матери и бабки.

- Какие слова в дневнике Анны Андриановны повторяются чаще всего?

Это слова ЕСТЬ, НАКОРМИТЬ, ЖРАТЬ В ТРИ ГОРЛА. Происходит постепенное омертвение, и знаком мертвого, как это ни странно, становится питание. Анна Андриановна говорит о сыне Андрее, опустившемся безвольном человеке: «…он ел мой мозг и пил мою кровь, весь слепленный из моей пищи, но желтый, грязный, смертельно усталый». Не случайно и в конце повести и в конце дневника возникает образ смерти: «Шаги судьбы… Спят мертвецким сном. Живы ли…Не могу предугадать насчет четырех гробов мал мала меньше, и как все это хоронить?!».

Скрепляющим началом любой семьи является любовь. Любовь в семье зажигает в душе человека огонь, который горит в нем всю жизнь, который в нем должен гореть, несмотря на холод, который может окружить человека. Может быть анна Андриановна – человек, у которого атрофированы все чувства: любовь, сострадание, жалость.

- Опровергните или подтвердите это предположение.

Героиня сохраняет неизбывную потребность в душевном тепле, хотя и не может найти его в мире: «два раза в день душ и подолгу: чужое тепло! Тепло ТЭЦ за неимение лучшего». Он сохраняет способность и потребность любить. «Любовь, любовь и еще раз любовь и жалость к нему руководили мною, когда он вышел из колонии», - вспоминает героиня.

Но в ее способности и потребности любить чувствуется какая-то ущербность. Любовь воспринимается как долг, который должен вернуться с большими процентами. «Моя мать сама хотела быть объектом любви своей дочери, то есть меня, чтобы я только ее любила, объектом любви и доверия, это мать хотела быть всей семьей для меня, заменить собою все»,- говорит героиня о своей матери. Но эти слова можно отнести и к самой Анне Андриановне. Она страстно любит своего внука, «греховная любовь… ребенок от нее только черствеет и распоясывается». Любовь, которая только требует, не скрепляет, а разрушает семью. Анна Андриановна оказалась «лишней в жизни».

- Можно ли героиню повести назвать женщиной с жаждой разрушения? Если можно, то почему?

Главная героиня упорно и сознательно рвет нити, связывающие ее с внешним миром, с окружающими людьми: «мы на разных уровнях». Вначале уходит муж. В психбольницу отправляется мать, больная, выжившая из ума старуха. Уходит зять, которого Анна Андриановна когда-то насильно женила на своей дочери, а потом безжалостно третировала, попрекая куском хлеба. Уходит дочь к новому мужчине, чтобы снова быть брошенной. Уходит сын, спившийся, сломленный после тюрьмы человек. Анна Андриановна остается рядом с единственным родным существом – внуком Тимофеем. Но в конце покинет ее и он.

Героиня останется одна в стенах своей нищей квартиры, наедине со своими мыслями, наедине с ночью. И обводя взглядом «пепелище», прислушиваясь к мертвой тишине, она могла бы, как и герой романа Салтыкова-Щедрина Иудушка, воскликнуть: «Надо меня простить! За всех… и за себя и за тех, которых уже нет. Что такое? Что такое сделалось?! где все?!».

Повесть Людмилы Петрушевской предупреждает нас: где нет взаимопонимания, доброты, любви, заботы, благодарности, там нет Семьи, нет жизни.

Домашнее задание: написать сочинение-миниатюру «Моя семья» или создать презентацию в электронном виде «Моя семья».

Примечание автора: в основу подготовки и проведения урока по теме «Кривая семья» в гуманитарном классе был положен групповой метод работы по исследованию текста. За две недели до урока класс был разделен на три группы, группам были предложены следующие вопросы и задания:

1 группа

Почему сразу после изучения романа М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» мы обратились к повести Л.Петрушевской «Время ночь»?

Можно ли назвать повесть Л.Петрушевской «Время ночь» семейной хроникой?

Расскажите о судьбе трех поколений семьи Голубевых: бабе Серафиме, Анне Андриановне, Алене и Андрее.

Что больше всего вас поразило в описании быта, взаимоотношений в семье Голубевых, какие эпизоды потрясли?

В чем, на ваш взгляд, причина трагической разобщенности героев повести?

2 группа

Объясните смысл названия повести «Время ночь»?

Определите жанровые особенности повести «Время ночь»?

Почему Л.Петрушевская обращается к такому жанру как дневник?

Как вы понимаете смысл названия дневника героини «Записки на краю стола»?

Почему семья Анна Андриановны не стала спасением в этом дисгармоничном мире?

3 группа

Речь героев как средство создания художественных образов. Понаблюдайте над речью персонажей, какие фразы, слова используют герои, описывая взаимоотношения в семье, отношения к людям, к миру. Найдите ключевые слова повести.

Как речь характеризует героев?

Какие еще художественные приемы использует Петрушевская (гротеск, сленг, поток сознания, неожиданный конец или, вернее, его отсутствие и т.д.)? Приведите примеры.

На уроке идет обсуждение предложенных вопросов.

Примечание: данный урок можно провести также в 11 классе при изучении современной прозы.

Список литературы

Н.Агишева. Звуки «Му», журнал «Театр», 1988, №9, с.21

С.П.Бавин. Обыкновенные истории (Людмила Петрушевская): Б13.Библиографический очерк. Москва РГБ, 1995.

Н.Иванова. Пройти через отчаяние, журнал «Юность», 1990, №2, с.94.

Т.Касаткина. «Но страшно мне: изменишь облик ты…», журнал «Новый мир», 1996, №4, с.212-219.

А.Куралех. Быт и бытие в прозе Л.Петрушевской, журнал «Литературное обозрение», 1993, №5, с.63-66.

О.Лебедушкина. Книга царств и возможностей, журнал «Дружба народов», 1998, №4, с.199-207.

Л.Панн. Вместо интервью, или опыт чтения прозы Людмилы Петрушевской вдали от литературной жизни метрополии, журнал «Звезда», 1994, №5, с.197-201

Л.Петрушевская. Собрание сочинений, т.т.1,2, Москва, 1996.

М.Ремизова. Теория катастроф или несколько слов в защиту ночи, литературная газета, 1996, №11, с.4.

О.Славникова. Петрушевская и пустота, журнал «Вопросы литературы», 2000, №2, с.47-61.

Annotation

В сборник Людмилы Петрушевской вошли ее новые рассказы и повести, а также уже известные читателям произведения. Герои Петрушевской - люди, с которыми мы встречаемся на работе, ездим в метро, живем в одном подъезде. Каждый из них - целый мир, умещающийся водин рассказ, и потому каждый такой рассказ содержит драматический и эмоциональный заряд целого романа. Людмила Петрушевская - самое традиционное и самое современное явление в нашей нынешней словесности. Она традиционна до архаики и современна до шока. Вечное и сиюминутное связаны в ее творчестве, как корень и листья.

Людмила Петрушевская

Людмила Петрушевская

Время ночь

Мне позвонили, и женский голос сказал: - Извините за беспокойство, но тут после мамы, - она помолчала, - после мамы остались рукописи. Я думала, может, вы прочтете. Она была поэт. Конечно, я понимаю, вы заняты. Много работы? Понимаю. Ну тогда извините.

Через две недели пришла в конверте рукопись, пыльная папка со множеством исписанных листов, школьных тетрадей, даже бланков телеграмм. Подзаголовок «Записки на краю стола». Ни обратного адреса, ни фамилии.

Он не ведает, что в гостях нельзя жадно кидаться к подзеркальнику и цапать все, вазочки, статуэтки, флакончики и особенно коробочки с бижутерией. Нельзя за столом просить дать еще. Он, придя в чужой дом, шарит всюду, дитя голода, находит где-то на полу заехавший под кровать автомобильчик и считает, что это его находка, счастлив, прижимает к груди, сияет и сообщает хозяйке, что вот он что себе нашел, а где - заехал под кровать! А моя приятельница Маша, это ее внук закатил под кровать ее же подарок, американскую машинку, и забыл, она, Маша, по тревоге выкатывается из кухни, у ее внука Дениски и моего Тимочки дикий конфликт. Хорошая послевоенная квартира, мы пришли подзанять до пенсии, они все уже выплывали из кухни с маслеными ртами, облизываясь, и Маше пришлось вернуться ради нас на ту же кухню и раздумывать, что без ущерба нам дать. Значит так, Денис вырывает автомобильчик, но этот вцепился пальчиками в несчастную игрушку, а у Дениса этих автомобилей просто выставка, вереницы, ему девять лет, здоровая каланча. Я отрываю Тиму от Дениса с его машинкой, Тимочка озлоблен, но ведь нас сюда больше не пустят, Маша и так размышляла, увидев меня в дверной глазок! В результате веду его в ванную умываться ослабевшего от слез, истерика в чужом доме! Нас не любят поэтому, из-за Тимочки. Я-то веду себя как английская королева, ото всего отказываюсь, от чего ото всего: чай с сухариками и с сахаром! Я пью их чай только со своим принесенным хлебом, отщипываю из пакета невольно, ибо муки голода за чужим столом невыносимы, Тима же налег на сухарики и спрашивает, а можно с маслицем (на столе забыта масленка). «А тебе?» - спрашивает Маша, но мне важно накормить Тимофея: нет, спасибо, помажь потолще Тимочке, хочешь, Тима, еще? Ловлю косые взгляды Дениски, стоящего в дверях, не говоря уже об ушедшем на лестницу курить зяте Владимире и его жене Оксане, которая приходит тут же на кухню, прекрасно зная мою боль, и прямо при Тиме говорит (а сама прекрасно выглядит), говорит:

А что, тетя Аня (это я), ходит к вам Алена? Тимочка, твоя мама тебя навещает?

Что ты, Дунечка (это у нее детское прозвище), Дуняша, разве я тебе не говорила. Алена болеет, у нее постоянно грудница.

Грудница??? - (И чуть было не типа того, что от кого ж это у нее грудница, от чьего такого молока?)

И я быстро, прихватив несколько еще сухарей, хорошие сливочные сухари, веду вон из кухни Тиму смотреть телевизор в большую комнату, идем-идем, скоро «Спокойной ночи», хотя по меньшей мере осталось полчаса до этого.

Но она идет за нами и говорит, что можно заявить на работу Алены, что мать бросила ребенка на произвол судьбы. Это я, что ли, произвол судьбы? Интересно.

На какую работу, что ты, Оксаночка, она же сидит с грудным ребенком!

Наконец-то она спрашивает, это, что ли, от того, о котором Алена когда-то ей рассказывала по телефону, что не знала, что так бывает и что так не бывает, и она плачет, проснется и плачет от счастья? От того? Когда Алена просила взаймы на кооператив, но у нас не было, мы меняли машину и ремонт на даче? От этого? Да? Я отвечаю, что не в курсе.

Все эти вопросы задаются с целью, чтобы мы больше к ним не ходили. А ведь они дружили, Дуня и Алена, в детстве, мы отдыхали рядом в Прибалтике, я, молодая, загорелая, с мужем и детьми, и Маша с Дуней, причем Маша оправлялась после жестокой беготни за одним человеком, сделала от него аборт, а он остался с семьей, не отказавшись ни от чего, ни от манекенщицы Томика, ни от ленинградской Туси, они все были известны Маше, а я подлила масла в огонь: поскольку была знакома и с еще одной женщиной из ВГИКа, которая славна была широкими бедрами и тем, что потом вышла замуж, но ей на дом пришла повестка из кожно-венерологического диспансера, что она пропустила очередное вливание по поводу гонореи, и вот с этой-то женщиной он порывал из окна своей «Волги», а она, тогда еще студентка, бежала следом за машиной и плакала, тогда он из окна ей кинул конверт, а в конверте (она остановилась поднять) были доллары, но немного. Он был профессор по ленинской теме. А Маша осталась при Дуне, и мы с моим мужем ее развлекали, она томно ходила с нами в кабак, увешанный сетями, на станции Майори, и мы за нее платили, однова живем, несмотря на ее серьги с сапфирами. А она на мой пластмассовый браслетик простой современной формы 1 рубль 20 копеек чешский сказала: «Это кольцо для салфетки?» - «Да», - сказала я и надела его на руку.

А время прошло, я тут не говорю о том, как меня уволили, а говорю о том, что мы на разных уровнях были и будем с этой Машей, и вот ее зять Владимир сидит и смотрит телевизор, вот почему они так агрессивны каждый вечер, потому что сейчас у Дениски будет с отцом борьба за то, чтобы переключить на «Спокойной ночи». Мой же Тимочка видит эту передачу раз в год и говорит Владимиру: «Ну пожалуйста! Ну я вас умоляю!» - и складывает ручки и чуть ли не на колени становится, это он копирует меня, увы. Увы.

Владимир имеет нечто против Тимы, а Денис ему вообще надоел как собака, зять, скажу я вам по секрету, явно на исходе, уже тает, отсюда Оксанина ядовитость. Зять тоже аспирант по ленинской теме, эта тема липнет к данной семье, хотя сама Маша издает все что угодно, редактор редакции календарей, где и мне давала подзаработать томно и высокомерно, хотя это я ее выручила, быстро намарав статью о двухсотлетии Минского тракторного завода, но она мне выписала гонорар даже неожиданно маленький, видимо, я незаметно для себя выступила с кем-нибудь в соавторстве, с главным технологом завода, так у них полагается, потому что нужна компетентность. Ну а потом было так тяжело, что она мне сказала ближайшие пять лет там не появляться, была какая-то реплика, что какое же может быть двухсотлетие тракторного, в тысяча семьсот каком же году был выпущен (сошел с конвейера) первый русский трактор?

Что касается зятя Владимира, то в описываемый момент Владимир смотрит телевизор с красными ушами, на этот раз какой-то важный матч. Типичный анекдот! Денис плачет, разинул рот, сел на пол. Тимка лезет его выручать к телевизору и, неумелый, куда-то вслепую тычет пальцем, телевизор гаснет, зять вскакивает с воплем, но я тут как тут на все готовая, Владимир прется на кухню за женой и тещей, сам не пресек, слава Богу, спасибо, опомнился, не тронул брошенного ребенка. Но уже Денис отогнал всполошенного Тиму, включил что где надо, и уже они сидят, мирно смотрят мультфильм, причем Тима хохочет с особенным желанием.

Но не все так просто в этом мире, и Владимир настучал женщинам основательно, требуя крови и угрожая уходом (я так думаю!), и Маша входит с печалью на лице как человек, сделавший доброе дело и совершенно напрасно. За ней идет Владимир с физиономией гориллы. Хорошее мужское лицо, что-то от Чарльза Дарвина, но не в такой момент. Что-то низменное в нем проявлено, что-то презренное.

Дальше можно не смотреть этот кинофильм, они орут на Дениса, две бабы, а Тимочка что, он этих криков наслушался… Только начинает кривить рот. Нервный тик такой. Крича на Дениса, кричат, конечно, на нас. Сирота ты, сирота, вот такое лирическое отступление. Еще лучше было в одном доме, куда мы зашли с Тимой к очень далеким знакомым, нет телефона. Пришли, вошли, они сидят за столом. Тима: «Мама, я хочу тоже есть!» Ох, ох, долго гуляли, ребенок проголодался, идем домой, Тимочка, я только ведь спросить, нет ли весточки от Алены (семья ее бывшей сослуживицы, с которой они как будто перезваниваются). Бывшая сослуживица встает от стола как во сне, наливает нам по тарелке жирного мясного борща, ах, ох. Мы такого не ожидали. От Алены нет ничего. - Жива ли? - Не заходила, телефона дома нет, а на работу она не звонит. Да и на работе человек то туда, то сюда… То взносы собираю. То что. - Ах что вы, хлеба… Спасибо. Нет, второго мы не будем, я вижу, вы устали, с работы. Ну разве только Тимофейке. Тима, будешь мясо? Только ему, только ему (неожиданно я плачу, это моя слабость). Неожиданно же из-под кровати выметывается сука овчарки и кусает Тиму за локоть. Тима дико орет с полным мяса ртом. Отец семейства, тоже чем-то отдаленно напоминающий Чарльза Дарвина, вываливается из-за стола с криком и угрозами, конечно, делает вид, что в...

Людмила Петрушевская давно является неотъемлемой частью русской литературы, встав в один ряд с другими отечественными классиками XX века. Ее ранние тексты запрещались к печати в Советском Союзе, но, к счастью, талант Петрушевской по достоинству оценили Роман Виктюк и Юрий Любимов, тогда еще совсем молодые, и с удовольствием начали ставить спектакли по ее пьесам. Залогом приятельских отношений с другой звездой отечественной культуры, с , стала работа над мультфильмом «Сказка сказок», для которого она написала сценарий. Долгие период тишины для писательницы закончилось только в 1990-х годах, когда ее стали по-настоящему свободно (и много) печатать: литературная слава Петрушевскую настигла мгновенно.

«Время ночь»

Если вы по-прежнему думаете, что « », то спешим вас разочаровать: есть истории пострашнее, и множество из них написала Людмила Петрушевская. В ее библиографии немного крупных произведений, так что повесть «Время ночь» стоит особняком: в ней собраны все темы, которые писательница затрагивает в других своих текстах. Конфликт матери и дочери, бедность, бытовая неустроенность, любовь-ненависть между близкими людьми - Людмила Стефановна является мастером «шоковой прозы», как часто про нее пишут критики, и это правда.

Она никогда не стесняется подробностей, натуралистических деталей, нецензурной лексики, если того требует текст и ее видение создаваемого литературного мира. В этом смысле, повесть «Время ночь» является чистейшим образчиком классической прозы Петрушевской, и если вы хотите познакомиться с ее творчеством, но не знаете, с чего начать, стоит выбрать именно ее: через десять страниц текста вы будете точно знать, стоит ли вам продолжить чтение или нет.

Пересказывать сюжет, как это часто бывает с ее произведениями, не имеет никакого смысла: канва в данном случае далеко не самое важное. Перед нами - разрозненные дневниковые записи поэтессы Анны Андрияновой, которая рассказывает о своих жизненных перипетиях, и из этих записей вырастает эпическое - и ужасное - полотно несбывшейся, разрушенной человеческой жизни. Читая ее мемуары, мы узнаем, как она бесконечно враждовала со своей матерью, которая ее не понимала, и как потом сама притесняла своих детей, а после, неожиданно, прикипела душой к внуку, называя его «сироткой». Галерея страшных образов вызывает у многих читателей шок и отторжение, однако главное суметь превозмочь себя, и не отвернуться от них, а пожалеть: умение сострадать вопрект, как известно, ключевой навык для чтения русской литературы.

Только из печати:

Гузель Яхина, «Дети мои»

Кажется, слышали даже люди, далекие от мира современной литературы: ее первый роман «Зулейха открывает глаза» стал сенсацией в отечественной культуре, и редким примером талантливого интеллектуального бестселлера. Естественно, все с особым трепетом ждали выхода ее второй книги, романа «Дети мои», который появился на полках магазинов совсем недавно.

История о жизни Якоба Баха, российского немца, живущего в Поволжье и воспитывающего единственную дочь, правильнее всего будет отнести к магическому реализму: с одной стороны, в ней много реальных подробностей быта поволжских немцев, с другой - повсеместно присутствует мистика и «потусторонность». Так, например, Якоб пишет причудливые сказки, которые то и дело воплощаются в жизни, и далеко не всегда приводят к хорошим последствиям.

В отличие от первого романа, книга написана куда более витиеватым и сложным языком, чего совсем не было в «Зулейхе…». Мнения критиков разделились на два лагеря: одни уверены, что книга ничуть не уступает дебюту, а другие упрекают Гузель Яхину за чрезмерное внимание к форме в ущерб содержанию: не будем вставать ни на чью сторону в споре, а лучше посоветуем самим прочесть роман - ближайшие месяцы только его и будут обсуждать все поклонники отечественной литераторы.

Если еще не читали:

Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»

Вряд ли Алексей Сальников мог предположить, что его роман вызовет столь крупный резонанс в мире отечественной литературы, и о нем будут спорить критики первой величины, а решатся поставить спектакль по мотивам нашумевшего произведения. Удивительный текст, сюжет которого практически невозможно пересказать - главный герой произведения заболевает гриппом, с чего начинается череда его абсурдных приключений - завораживает языком, которым он написан. Самобытный и яркий слог, где каждое слово как будто заново обретает свое значение, увлекает вглубь истории, и не выпускает обратно: столь колоритным языком могли похвастаться разве что Андрей Платонов и Николай Гоголь.

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА Том 150, кн. 6 Гуманитарные науки 2008

УДК 82.0:801.6

О «СЕНТИМЕНТАЛЬНОМ НАТУРАЛИЗМЕ»

В ПРОЗЕ Л. ПЕТРУШЕВСКОЙ

Т. Г. Прохорова Аннотация

В статье исследуется соотношение натуралистического и сентименталистского дискурсов в прозе Л. Петрушевской. Основным материалом анализа является повесть «Время ночь». Выясняются причины возникновения и формы проявления так называемого «сентиментального натурализма» в прозе писательницы.

Ключевые слова: натуралистический дискурс, сентименталистский дискурс, трагедия, пародия.

Когда в критике или в читательской среде заходит речь о творчестве Л. Петрушевской, обычно говорят, что в поле ее зрения в основном оказывается «больной», ущербный мир, для изображения которого используются приемы натурализма. Но в прозе и в пьесах Петрушевской натуралистический дискурс, как правило, тесно переплетается с сентименталистским. Писательница не раз утверждала, что одним из важных импульсов, побуждающих ее к творчеству, является жалость. Уже по поводу ранних своих рассказов Л. Петрушевская говорила, что ей было «безумно жалко своих героев», и добавляла: «Чаще всего я и писала от жалости» . Но тогда возникает вопрос: почему же в ее произведениях мы так часто встречаем одновременно с чувствительностью, со слезами жалости патологическую жестокость, грубый физиологизм образов?

Надо сказать, что сама проблема взаимосвязи сентиментализма и натурализма отнюдь не нова. Термин «сентиментальный натурализм» принадлежит еще критику Х1Х века Аполлону Григорьеву. Говоря о своеобразии творчества Гоголя, он отметил двойственность позиции писателя, который «взглянул оком аналитика на действительность... и, кончая свою картину, вынужден был воскликнуть: «Скучно на этом свете, господа». С этой минуты он уже взял в руки анатомический нож, с этой минуты обильно потекли уже «сквозь зримый миру смех незримые слезы» . Но в первую очередь термин «сентиментальный натурализм» критик применял по отношению к раннему творчеству Ф.М. Достоевского . Идея А. Григорьева получила развитие в ХХ в. Так, В.В. Виноградов в своих работах 1920-х годов писал о «школе сентиментального натурализма», вождем которой назвал Ф.М. Достоевского. Идеи В.В. Виноградова развил М.М. Бахтин. В заметках «Проблемы сентиментализма» ученый утверждал, что «натуральная школа» возникла как «разновидность русского сентиментализма» . Однако интерес М.М. Бахтина к сентиментализму и его взаимо-

действию с натурализмом был связан не только с натуральной школой и даже не только с творчеством Достоевского, но также с проблемой карнавальности, с темой «внутреннего человека и интимных связей между внутренними людьми». Эти проблемы актуальны и для современной литературы.

М. Эпштейн, давая прогноз развития нашей литературы в ХХ1 в., утверждал: «Чувствительность ХХ1 века не будет прямым повторением чувствительности ХУШ. Она не будет разделять мир на трогательное и ужасное, милое и отвратительное. Она вберет в себя множество противочувствий» .

Н. Лейдерман и М. Липовецкий проследили, как формируется «неосентиментализм» в современной литературе. Они обратили внимание на то, что в 1990-е годы «происходит важная трансформация чернухи»: «телесность создает почву для нео-сентименталистского течения». Причем, по мнению ученых, это особенно наглядно проявляется в «женской прозе» . Заново открывая «“маленького человека”, эта литература окружает его состраданием и жалостью, но сам герой сентиментального натурализма еще не готов к самосознанию, он целиком замкнут в эмоционально-физиологической сфере» . Хотя в поле зрения Н. Лейдермана и М. Липовецкого находится достаточно широкий круг авторов, из него почему-то выпало имя Л. Петрушевской, которое должно было бы занять центральное место в этом ряду и помочь скорректировать представление о так называемом сентиментальном натурализме.

Исследователь современной прозы Т.Н. Маркова справедливо заметила, что для Л. Петрушевской «парадоксальность... - это самая естественная и органическая форма восприятия и изображения» . Данное наблюдение созвучно суждениям многих других критиков (Л. Панн, О. Дарка, Е. Гощило), которые указывают на способность писательницы одновременно видеть чистоту и грязь, боль и наслаждение, жизнь и смерть. Именно в таком оксюморон-ном варианте и осуществляется в прозе Петрушевской взаимодействие натуралистического и сентименталистского дискурсов.

Продемонстрируем это на конкретном примере. Обратимся к одному из самых известных ее произведений - к повести «Время ночь», которая фактически содержит в себе основные мотивы творчества Л. Петрушевской. Она была опубликована еще в самом начале 1990-х годов, и тогда многих шокировало именно изображение «сгущенного до клубящегося мрака убогого быта».

Повесть «Время ночь» написана в форме «записок на краю стола», которые принадлежат главной героине. Напомним, что для натурализма характерны документальность и фактографичность, стремление зафиксировать «естественность» языка. В прологе к повести «Время ночь» сообщается, как автор получила эти «записки».

Извините за беспокойство, но тут после мамы, - она помолчала, - после мамы остались рукописи. Я думала, может, вы прочтете. Она была поэт. Конечно, я понимаю, вы заняты. Много работы? Понимаю. Ну, тогда извините.

Через две недели пришла в конверте рукопись, пыльная папка со множеством исписанных листов, школьных тетрадей, даже бланков телеграмм. Подзаголовок «Записки на краю стола». Ни обратного адреса, ни фамилии» .

Таким образом, в повести «Время ночь» создается иллюзия, что автор выступает лишь в роли издателя. Правда, при внешней естественности, кажущейся спонтанности записей композиция повести достаточно сложна: записки матери включают дневник ее дочери, а он, в свою очередь, включает записанный дочерью разговор-перебранку матери и бабушки, наконец, в записки матери, помимо дневника дочери, включен еще «как бы» дневник - это текст, написанный матерью от лица дочери.

О связи с натурализмом в повести «Время ночь» говорят слова-сигналы, возникающие буквально на первых страницах: во-первых, дважды упоминается имя Чарльза Дарвина. При своем возникновении натурализм был идеологически связан с трудами целого ряда ученых, в том числе и с «Происхождением видов путем естественного отбора» Чарльза Дарвина. В повести Л. Петрушев-ской имя ученого сигнализирует о значимости в данном произведении темы борьбы за выживание. Правда, реализуется она здесь прежде всего на бытовом уровне. В начале своих «записок» главная героиня Анна Андриановна рассказывает, что ей частенько приходится со своим любимым внуком Тимой ходить в гости без приглашения. Для нее это способ подкормить Тимочку, которого она называет «дитя голода». С Чарльзом Дарвином Анна Андриановна вначале сравнила зятя своей давней приятельницы Маши: «Хорошее мужское лицо, что-то от Чарльза Дарвина, но не в такой момент. Что-то низменное в нем проявлено, что-то презренное» . Такая неодобрительная характеристика вызвана тем, что он «имел нечто против Тимы», а его собственный сын Дима «ему вообще надоел как собака», так как каждый вечер требовал переключить телевизор на передачу «Спокойной ночи, малыши», и по этому поводу у них с отцом «происходила борьба». Тут же Анна Андриановна по ассоциации вспоминает другую историю, когда она с внуком пришла к «очень далеким знакомым» разузнать о своей дочери Алене, и, едва их усадили за стол и налили борща, «из-под кровати выметывается сука овчарки и кусает Тиму за локоть. Тима дико орет с полным мяса ртом... Отец семейства, тоже чем-то отдаленно напоминающий Чарльза Дарвина, вываливается из-за стола с криком и угрозами, конечно, делая вид, что в адрес собаки» . После этого Анна Андриановна заключает: «Все, больше нам сюда дороги нет».

Эти эпизоды вполне можно истолковать в духе дарвиновской теории «естественного отбора», причем и в том и в другом случаях явно выражен женский, точнее, материнский взгляд на вещи. Существование героини - непре-кращающаяся битва за выживание, за спасение детей. Мужчины же выступают как противники в этой борьбе, поэтому имя Чарльза Дарвина в данном контексте воспринимается как знак враждебности, опасности.

Помимо Дарвина в повести встречаются и другие слова-сигналы, хранящие память о натурализме. Это прежде всего два образа: «западня» и «голод». Первый из них адресует читателя к Э. Золя как автору романа «Западня» и одному из теоретиков французского натурализма. С помощью этого образа в повести «Время ночь» дается следующая характеристика жестокого закона существования:

«Все висело в воздухе, как меч, вся наша жизнь, готовая обрушиться. Западня захлопывалась, как она захлопывается за нами ежедневно, но иногда еще

сверху падало бревно, и в наступившей тишине все расползались, раздавленные...» .

Второе ключевое слово - «голод» - тоже является реминисцентным и заставляет вспомнить название знаменитого романа К. Гамсуна «Голод» - о полной лишений жизни начинающего писателя, которого муки голода, усугублявшиеся муками гордости, привели на грань безумия. Заметим, что героиня повести «Время ночь» тоже считает себя писательницей и она тоже человек с оскорбленным самолюбием. «Мы не нищие!» - гордо заявляет она. Кроме того, в произведении Л. Петрушевской, как и у Гамсуна, весьма значима тема безумия. Но с мотивом голода она связана совершенно иначе: если у Гамсуна - голод реальный, то в повести «Время ночь» скорее надуманный. Как позже выясняется, у Анны Андриановны лежит на сберегательной книжке немалая сумма денег, так что в прямом смысле голодать ей и ее внуку не приходится. Тем не менее мотив голода в повести звучит весьма настойчиво, так как он связан с проявлением своеобразной мании героини.

Встречаются здесь и отсылки к русской «натуральной школе», в частности к Гоголю. Достаточно вспомнить знаменитую цитату «Скучно жить на этом свете, господа» , которая звучит в дневнике дочери Анны Андриановны. Эти слова в контексте творчества Петрушевской воспринимаются как приговор тому миру, в котором вынуждены существовать ее герои.

Хотя в «записках на краю стола» выражена прежде всего «мысль семейная», речь идет о взаимоотношениях героини с детьми, внуками и с собственной матерью, но отношения эти носят болезненно-невротический характер. Сами герои называют жизнь, которую они ведут, скотской. Так, Алена, дочь Анны Андриановны, вводя брата, только что вернувшегося из тюрьмы, в курс домашних дел, произносит: «Ты же знаешь это наше вечное скотство» . Оно, действительно, обнаруживается во всем и проявляется даже в самые трепетные, поэтические моменты жизни. Например, Анна Андриановна так представляет в своих записках сцену встречи Алены из роддома после появления на свет ее первенца Тимы:

«Так я и привела свою троицу на закаканное в переносном смысле сиденье такси. Что там было, воды и воды. Подлец (Анна Андриановна называет так своего зятя. - Т.П.) вез ребенка на вытянутых руках. <...> В такси жужжала муха, притянутая, видимо, мокрой тряпкой, кровавые дела, что говорить, муха была, видимо, тоже на сносях по весеннему времени. Все это наши грязные дела, грязь, пот, тут же и мухи.» .

При этом Анна Андриановна вполне в духе натурализма все факты, связанные с физиологией, телесными потребностями, трактует как неумолимый закон природы:

«О обманщица природа! О великая! Зачем-то ей нужны эти страдания, этот ужас, кровь, вонь, пот, слизь, судороги, любовь, насилие, боль, бессонные ночи, тяжелый труд, вроде чтобы все было хорошо! Ан нет, и все плохо опять.» .

Но характерно, что, наряду с мотивом «грязи», в повести настойчиво звучит мотив чистоты, точнее гигиены. Анна Андриановна бесконечно, кстати и некстати, убеждает своих взрослых детей в необходимости мыть руки, принимать

душ, чем неизменно вызывает их раздражение. Создается впечатление, что в этих призывах чаще мыться выражается подсознательное стремление героини очиститься, освободиться от той грязи, которая проникла в жизнь каждого из членов этой семьи. Как будто стоит только лишний раз помыться, и все ужасное уйдет. Вот, например, что Анна Андриановна внушает дочери, которая к этому времени живет «на выселках со своей нагульной дочерью от воображаемого сожителя», собирается рожать третьего ребенка и к тому же сообщает матери, что у нее очень низкий гемоглобин, почки отказывают, в моче белок, в связи с чем ее кладут в больницу, а малышку оставить не с кем: «Я тебя сколько раз учила, что надо каждый день соблюдать гигиену. Плохо подмылась, вот и весь белок. <...> Не пори ерунды. Какая больница, ты же с малым ребенком. Какая может быть больница. Во-первых, сходи подмойся наконец и сдай анализ как следует .

Во время разговора с Аленой Анне Андриановне хочется только одного -чтобы все страшное, что происходит с ней, вдруг разрешилось самым простым и примитивным образом или просто исчезло. Характерно в связи с этим, какой совет она дает дочери: «Прячься от них, и насильно никто не положит. Ничего страшного» .

Сама она тоже пытается спрятаться, но при этом Анна Андриановна сохраняет способность анализировать происходящее и ясно представляет его возможные последствия. Так, после того как разговор с дочерью закончился, она дает ему вполне трезвую оценку: «Ведь наш разговор был не о белке и не о моче, наш разговор был такой: мама, помоги, взвали на себя еще одну ношу. Мама, ты всегда меня выручала, выручи. - Но дочь, я не в силах любить еще одно существо, это измена малышу, он и так зверенышем смотрел на новую сестру. - Мама, что делать? - Ничего, я тебе ничем помочь не могу, я тебе все отдала.» .

Исследователи отмечают, что в «“классическом” натурализме характер, как категория социальная, редуцируется, сводится к темпераменту, наследственному фактору» . Под «темпераментом» понимается именно унаследованный психический склад, тесно связанный с физиологией, с жизнью тела. В результате наследственность становится материалистической подменой рока.

В повести «Время ночь» актуализируется именно эта примета натурализма, что во многом определяет тот жизненный круг, который проходят герои. Критики сразу обратили внимание на то, что судьба бабушки Симы, матери (Анны Андриановны) и дочери (Алены) повторяется вплоть до мелочей. Многочисленные любовные романы каждой из них неизменно заканчиваются плачевно: они рожают вне брака детей, их оставляют мужья, и в итоге они остаются одинокими и глубоко несчастными. При этом сами женщины не отдают себе отчета в том, что каждая из них повторяет жизненный путь своей матери.

И все же чувство, объединяющее мать и дочь, - это любовь-ненависть, и оно требует для выражения не один «язык», а сразу два. Вот почему, наряду с натуралистическим дискурсом, в прозе Петрушевской так важен сентимента-листский.

Анне Андриановне из повести «Время ночь» присуща экзальтированная чувствительность, что, естественно, отражается на ее манере воспринимать ок-

ружающее, изъясняться. Неудивительно, что слова «плач», «слезы» принадлежат здесь к числу наиболее частотных. Нередко на одной странице, а иногда и в одном предложении, они встречаются по несколько раз. Причем плачут все: мужчины, женщины, дети. Отличие заключается лишь в том, по какому поводу и как плачут герои: «Тима дико орет» , «Тимочка завыл тонким голосом, как кутенок» , «я опять начала плакать в горячке» , «я тихо вытирала слезы» , «буря со слезами Алены» , «сейчас скатятся эти слезы, нищие слезы» , «сдобрено горькими слезами» , «он плакал на коленях» , «он стыдится своих слез» и т. д. и т. п.

Речь Анны Андриановны изобилует эмоциональными всплесками, контрастными сочетаниями ужаса и восторга. В тексте это проявляется в обилии восклицательных предложений, риторических вопросов - словом, в разнообразных средствах, способствующих достижению эффекта мелодраматичности, пафосности речи.

Вот как, к примеру, Анна Андриановна говорит о себе: «И опять я спасла ребенка! Я все время всех спасаю! Я одна во всем городе в нашем микрорайоне слушаю по ночам, не закричит ли кто!» . Или: «Женщина слаба и нерешительна, когда дело касается ее лично, но она зверь, когда речь идет о детях!» . Или еще один пример: «Я же безумно ее любила! Безумно любила Андрюшу! Бесконечно!» .

В речи героини, в которой ярко выражена сентиментально-патетическая стихия, часто обыгрываются классические сентименталистские штампы. Известно, что сентиментализму присущи: сострадание к несчастным, возвышение образов матери и ребенка, воспевание скромной жизни в кругу семьи, установка на изображение мелочей жизни. В «записках» Анны Андриановны мы можем все это встретить, но, естественно, в специфическом деформированном виде.

Глядя на своих взрослых детей, Анна Андриановна часто вспоминает, какими они были детьми и как любили мать: «Моя красавица, которой я любовалась в пеленках, каждый пальчик которой я перемыла, перецеловала. Я умилялась ее кудряшкам (куда что подевалось), ее огромным, ясным, светленьким, как незабудки, глазкам, которые излучали добро, невинность, ласку - все для меня. О их детство! Мое блаженство, моя любовь к этим двум птенчикам.» .

Поскольку Анна Андриановна считает себя поэтом, она и в стихах выражает то чувство материнского умиления, которое испытывала, глядя на своих спящих детей: «Белое пламя волос светит на белой подушке, Дышит работает нос, Спрятаны глазки и ушки» .

Даже когда дети стали взрослыми, когда отношения между ними и матерью достигли предела вражды, непонимания, Анна Андриановна не переставала их любить. «Любовь, любовь и еще раз любовь и жалость к нему руководили мною, когда он вышел из колонии» , - говорит она о своем чувстве к сыну.

С удвоенной силой эта любовь проявляется по отношению к внуку, которого Анна Андриановна просто обожает. Он для нее «святой младенец», «ангел», смысл ее жизни. Когда дети отдалились от Анны Андриановны, тихое семейное счастье стало возможно только рядом с ним. Вот, например, как героиня в

своих «записках на краю стола» представляет семейную идиллию - празднование Нового года вдвоем с внуком: «И на Новый год мы обвесили наш еловый букет сверху донизу... И ненадолго я зажгла гирлянду, и домик у нас сверкал, и мы с Тимой водили хоровод. и я тихо вытирала слезы» .

Сентименталисты считали предметом искусства прекрасные, поэтические мгновения жизни. Они заостряли внимание на необходимости изображать не сущее, а должное, «создавать мир поэтической мечты». Анна Андриановна, словно следуя этому закону, вспоминает те краткие мгновения, когда они были с Ненаглядным вдвоем и ничто не могло нарушить тихой радости этого праздника, даже то, что накануне Алена забрала коробку с елочными украшениями.

Известно, что сентименталисты видели назначение искусства в нравственном облагораживании человека. Они считали, что оно не должно чуждаться наставительного тона, писатель должен показывать, как следует вести себя человеку, какими моральными нормами ему следует руководствоваться. Он учит видеть истинное счастье в честном труде, в согласии с самим собой, в скромной жизни в кругу семьи. Можно считать, что и эта установка сентиментализма в пародийно-игровой форме воплотилась в «записках» Анны Андриановны. Правда, «нравственное облагораживание» выражается у нее в основном в виде попреков в адрес дочери и сына, но цель, которую она ставит при этом, - наставить на путь истинный. Например, на Новый год вернувшемуся из тюрьмы сыну Анна Андриановна приготовила в подарок брошюру «Правила хорошего тона». Предварительно поработав «над этим текстом», она «жирно подчеркнула некоторые положения, так называемое поведение в быту». Героиня поучает не только своих детей, но даже незнакомых людей. Так, одному пассажиру в трамвае она весьма эмоционально внушала, что он не имеет права целовать в губы свою маленькую дочь, потому что такие действия являются развратными и формируют в ребенке патологические наклонности. Анна Андриановна определяет свою задачу в следующей пафосной декларации: «Нести просвещение, юридическое просвещение в эту темную гущу, в эту толпу!» .

Сентименталистский и натуралистический дискурсы у Петрушевской не просто сосуществуют, но взаимодействуют друг с другом, образуя сложное, противоречивое единство. Подобно тому, как два противоположных чувства -любовь и ненависть - присутствуют в одном существе, так же контрастно сопрягаются и два дискурса - сентименталистский и натуралистический. Вот героиня объясняется в любви своему Ненаглядному, внуку Тиме: «Я плотски люблю его, страстно. Наслаждение держать в своей руке его тонкую, невесомую ручку, видеть его синие глазки с такими ресницами, что тень от них, как писала моя любимая писательница, лежит на щеках - и где попало, добавлю я. О веера! Родители вообще, а бабки с дедами в частности, любят маленьких детей плотской любовью, заменяющей им все. <...> Так назначено природой -любить. Отпущено любить, и любовь простерла свои крылья и над тем, кому не положено, над стариками. Грейтесь!» .

В приведенном фрагменте особенно заметно, как сентименталистский дискурс, отражающий «поэтические мгновения прекрасного», вмещает в себя натуралистическую тему зова плоти, веления природы, причем в данном случае речь идет практически о том, что лежит за пределами нормы, - о плотской любви

бабушки к внуку. Подобных примеров, когда происходит соединение, казалось бы, несоединимого, у Петрушевской можно встретить великое множество.

Попробуем теперь дать ответ на вопрос, который прозвучал в начале статьи: почему оказывается возможным сочетание низменного и нежно-чувствительного, патетического и плотски грубого?

Во-первых, еще раз напомним утверждение М. Эпштейна по поводу характера чувствительности в неосентиментализме ХХ1 века: «Она не будет разделять мир на трогательное и ужасное, милое и отвратительное. Она вберет в себя множество противочувствий» . В данном случае у Петрушевской мы наблюдаем именно такое соединение «противочувствий». Опыт постмодернизма с его равнодопустимостью многих истин и совместимостью всех «языков» научил нас не удивляться этому.

Второй ответ связан с психологическим феноменом любви-ненависти, с которым мы обычно встречаемся у Петрушевской. Объяснение этому явлению можно найти у З. Фрейда. В работе «Психология масс и анализ человеческого “Я”» он пишет, что «каждая интимная эмоциональная связь между двумя лицами, имеющая большую или меньшую длительность (брак, дружба, родительское или детское чувство), оставляет осадок противоположных враждебных чувств, упраздняющийся лишь путем вытеснения» . Амбивалентность, присущую интимной эмоциональной связи, З. Фрейд объясняет через явление идентификации, которая известна в психоанализе «как самое раннее проявление эмоциональной привязанности к другому человеку» . «Идентификация амбивалентна с самого начала, она может быть выражением нежности, равно как и желания устранить отца» или мать - словом, того, кого мы считаем соперником. Иллюстрируя эту мысль, З. Фрейд приводит аналогию с людоедом, который пожирает как своих врагов, так и тех, кого он любит .

С таким психологическим феноменом мы встречаемся и в произведениях Петрушевской, в том числе и в повести «Время ночь». Здесь вновь уместно вспомнить, что судьбы ее героев фактически повторяются из поколения в поколение. Следовательно, бессознательно идентифицируя себя со своей матерью, каждая из героинь испытывает при этом двойственное чувство: враждебности и любви, привязанности и стремления «сожрать» родного человека. Каждая из них видит в другой и врага, и объект любви. Эта тенденция проявляет себя во многих произведениях Петрушевской. В повести «Время ночь» показательны следующие признания Анны Андриановны по поводу тех отношений, которые сложились у нее, тогда еще замужней женщины, с ее собственной матерью: «. моя мать сама хотела быть объектом любви своей дочери, то есть меня, чтобы я только ее любила, объектом любви и доверия, это мать хотела быть всей семьей для меня. <...> Моя мама, пока не случилось все ужасное, именно так выжила из дому несчастного моего мужа.» .

Сама Анна Андриановна в точности повторяет модель поведения своей матери, но не замечает этого. Она тоже хотела быть единственным объектом любви своих детей и внука. Характерна следующая сентенция, в которой Анна Андриановна мысленно обращается к своей дочери, внушая ей освободиться от мужа: «Пощади, девочка моя, гони его в три шеи, мы сами! Я тебе во всем пойду навстречу, зачем он нам? Зачем??» .

В результате Анне Андриановне все же удается выжить из квартиры зятя, она сделала все возможное, чтобы он оставил ее дочь. Показательно в связи с этим, что сентименталистский дискурс проявляется главным образом в тех высказываниях героини, когда она представляет детей своей собственностью. Так, например, Анна Андриановна смотрит на свою взрослую дочь и видит в ней ребенка, каким она была когда-то: «Я умилялась ее кудряшкам (куда что подевалось), ее огромным, ясным, светленьким, как незабудки, глазкам, которые излучали добро, невинность, ласку - все для меня».

Это «все для меня» и объясняет характер отношений между матерью и детьми. Интересно в связи с этим, какое значение приобретает тема ночи: «Ночами, только ночами я испытывала счастье материнства. Укроешь, подоткнешь, встанешь на колени. Им не нужна была моя любовь. Вернее, без меня они бы сдохли, но при этом лично я им мешала» .

Таким образом, «ночь» для Анны Андриановны - возможность остаться наедине с детьми и испытать счастье материнства, потому что ночью дети не могут выйти из ее «круга», они принадлежат ей. Но, как только дети нарушают границу материнского пространства, выходя за его пределы, они сразу становятся чужими, соответственно, возникает враждебность по отношению к ним. В своей дочери - матери троих детей - Анна Андриановна видит «грудастую крикливую тетку», «самку», какую-то «низенькую бабенку», покушающуюся на ее территорию. Поэтому она захлопывает перед Аленой дверь, не хочет впускать ее в квартиру, восклицая при этом: «У нас денег нет вас принимать тут! Нету!!!» . Анна Андриановна боится, что дочь отнимет у нее Тиму, который пока, как она считает, принадлежит ей.

Герои не могут установить необходимую для нормального существования психологическую дистанцию, и ситуация обостряется до предела. Они яростно спорят по поводу квадратных метров, брат и сестра ревнуют друг друга, ссорятся по любому поводу и между собой, и с матерью. Даже если герои на какое-то время покидают стены своего дома, они попадают в обстановку еще большей тесноты, скученности, а следовательно, враждебности, жестокости. Никто из них не может обрести своего частного пространства. И все же, стремясь к этому, они отгораживаются друг от друга, запираются в своих комнатах, навешивают замки на двери, и одновременно наглухо запираются их души. В конце концов Анна Андриановна остается совершенно одна, все близкие ее покидают. Но одна она быть опять-таки не в состоянии, так как привыкла существовать для других, поэтому единственное, что ей остается, - уйти из жизни.

Итак, причину трагедии, которая обычно разыгрывается в произведениях Петрушевской, можно объяснить следующим образом: герои существуют в пространстве «своего круга», но в результате их отчужденности друг от друга возникает дистанция, которую они пытаются преодолеть двумя способами: либо по «людоедскому» сценарию, то есть пытаясь ревниво присвоить себе тех, кого любят, либо выстраивая новую стену и таким образом усугубляя враждебность. Для выражения этих двух психологических моделей Петрушевской и понадобились две разные речевые стратегии: сочетание натуралистического и сентименталистского дискурсов.

T.G. Prokhorova. On “Sentimental Naturalism” in the Works of L. Petrushevskaya.

The article deals with the combination of naturalistic and sentimental discourses in the prose of L. Petrushevskaya. The essay is based on the novel “The Time is Night”. The author addresses the reasons and the forms in which sentimental naturalism demonstrates itself.

Key words: naturalistic discourse, sentimentalist discourse, tragedy, parody.

Литература

1. Петрушевская Л. Маленькая девочка из «Метрополя». - СПб.: Изд-во Амфора, ТИД Амфора, 2006. - 464 с.

2. Григорьев А.А. Сочинения в двух томах. Т. 2. - М.: Худож. лит., 1990. - 227с.

3. БахтинМ.М. Проблема сентиментализма // Бахтин М.М. Собр. соч. в 7 т. - М.: Рус. словари, 1997. - Т. 5. - С. 304-305.

4. ЭпштейнМ.Н. Постмодерн в русской литературе. - М.: Высш. шк., 2005. - 495 с.

5. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: в 3 кн. Кн. 3: В конце века (1986-1900-е годы). - М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 160 с.

6. Маркова Т.Н. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин). - М.: МГОУ, 2003. - 268 с.

7. Петрушевская Л. Дом девушек: рассказы и повести. - М.: Вагриус, 1998. - 448 с.

8. Миловидов В.А. Натурализм: метод, поэтика, стиль. - Тверь, Тверск. гос. ун-т, 1993. -72 с.

9. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «Я» // Преступная толпа. - М.: Ин-т психологии РАН, 1999. - С. 119-194.

Поступила в редакцию 24.12.07

Прохорова Татьяна Геннадьевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы Казанского государственного университета.

E-mail: [email protected]

Хроника жизни позднесоветской семьи, написанная от лица матери - пожилой поэтессы. Петрушевская погружает читателя в малометражный ад 1980-х: безденежье, дефицит, семейные склоки, орущие дети и слабоумные старики, - и в её изложении эти бытовые детали начинают выглядеть знаками судьбы, символами человеческой участи, которой не избежит никто.

комментарии: Полина Рыжова

О чём эта книга?

Повесть написана от лица пожилой поэтессы Анны Андриановны, которая делится в дневнике подробностями своих семейных дрязг. Её жизнь проходит в заботе о родственниках: дочери Алёне, родившей трёх детей от трёх мужчин, сыне Андрее, только вернувшемся из тюрьмы, матери Симе, лежащей в психиатрической больнице, и горячо обожаемом внуке Тимочке, чьи кудри «пахнут флоксами», а моча — «ромашковым лугом». Предельно конкретная, частная ситуация здесь приобретает характер притчи, а бытовые неурядицы поднимаются до уровня рокового предопределения.

Людмила Петрушевская. 1991 год. Фотография для немецкого издательства Rowohlt, где впервые вышла книга «Время ночь»

Когда она написана?

Петрушевская начала писать «Время ночь» в 1988 году в Стокгольме, куда она приехала на конгресс драматургов, и закончила в 1990 году в Кракове. Конец перестройки — время, когда к писательнице приходит слава. Спустя десятилетия существования вне официального литературного поля она выпускает долгожданную первую книгу, сборник рассказов «Бессмертная любовь», и оказывается востребована за границей: переводится её проза, ставятся пьесы, приходят приглашения на фестивали, в 1991 году ей присуждают немецкую Пушкинскую премию фонда Альфреда Тёпфера Одна из самых престижных литературных премий в России 1990-х. Учреждена фондом немецкого предпринимателя Альфреда Тёпфера. Её лауреатами помимо Петрушевской становились Белла Ахмадулина, Саша Соколов, Андрей Битов, Дмитрий Александрович Пригов, Тимур Кибиров, Юрий Мамлеев. Денежное вознаграждение составляло 40 000 немецких марок (по курсу 2001 года — около полумиллиона рублей). Премия закрылась в 2005 году. ⁠ . Чтобы не потерять себя и сохранить творческую независимость, Петрушевская уходит в работу над новым текстом, повестью «Время ночь» 1 Петрушевская Л. Истории из моей собственной жизни: автобиографический роман. СПб.: Амфора, 2009. C. 458-463. ⁠ .

Музей АРТ4

Как она написана?

В форме непрерывного монолога: одна тема цепляется за другую, текст превращается в сплошной поток воспоминаний, сентенций, признаний. Логические паузы возникают лишь несколько раз вместе с упоминанием о наступлении новой ночи — именно по ночам героиня ведёт дневник. Анна Андриановна включает в свой текст отрывки из дневника дочери Алёны, который прочла без спроса, и отдельные пассажи, написанные от лица дочери («как бы её воспоминания»). В языковом отношении «Время ночь» воспроизводит обыденную устную речь, речь «толпы и сплетни» (если воспользоваться формулировкой Петрушевской), но украшенную сугубо литературными «неправильностями». Именно стилистические сдвиги создают в реалистическом тексте Петрушевской мифологическое измерение — или, по выражению литературоведа Марка Липовецкого, «эффект метафизических сквозняков».

Им не нужна была моя любовь. Вернее, без меня бы они сдохли, но при этом лично я им мешала. Парадоск! Как говорит Нюра, кости долбящая соседка

Людмила Петрушевская

Впервые «Время ночь» выходит в 1991 году на немецком языке, в берлинском издательстве Rowohlt. На русском повесть публикуется в 1992 году в журнале «Новый мир». Для новомирского варианта Петрушевская добавляет к тексту телефонный пролог — сцену разговора с Алёной, дочерью Анны Андриановны, которая просит автора опубликовать записки умершей матери и затем присылает их по почте. Петрушевская упоминает о смерти героини, опасаясь, что читатели примут текст произведения за её личный дневник. Так уже было несколькими годами ранее, после публикации повести «Свой круг», тоже написанной от первого лица: «Закончив «Время ночь», я крепко задумалась, а не прикокнут ли меня озлобленные читатели за такие дела? За Анну Андриановну от первого лица и за все её мысли и слова? И думала я, думала и наконец в русском варианте лишила её жизни и тем самым прикрыла проблему» 2 Петрушевская Л. Истории из моей собственной жизни: автобиографический роман. СПб.: Амфора, 2009. C. 454. ⁠ . В 1993 году «Время ночь» публикуется в книге «По дороге бога Эроса» и в дальнейшем неоднократно переиздаётся в составе сборников.

Москва, 1986 год

Москва, 1988 год

Peter Turnley/Corbis/VCG via Getty Images

Что на неё повлияло?

Больше всего — поэтика Михаила Зощенко. В повести Петрушевской, как и в рассказах Зощенко, действуют герои-обыватели, предметом художественной рефлексии становится бытовая, вроде бы ничем не примечательная сторона жизни: кухонные пересуды, пошлые скандалы, мелкие интриги. Поэтические тропы нелепо перемешиваются со штампами и канцеляритом, рождая языковую оксюморонность. Заметно влияние 1960-70-х: «московских повестей» Юрия Трифонова и пьес Александра Вампилова. Сама Анна Андриановна с её порывами самоуничижения и одновременно болезненной гордостью — своеобразный гибрид гоголевского Акакия Акакиевича и лирической героини стихов Анны Ахматовой, а проступающая сквозь поток страданий юродливая ирония делает героиню ещё и литературной родственницей . Также повлиял на создание повести личный опыт Петрушевской. До перестройки писательница жила с тремя детьми в маленькой двухкомнатной квартире, как и Анна Адриановна, спасаясь от голода, подрабатывала журнальным рецензентом и вела семинары в домах творчества — там «кормили и можно было тайно привезти и пропитать ребёнка, а то и двух» 3 Петрушевская Л. Истории из моей собственной жизни: автобиографический роман. СПб.: Амфора, 2009. C. 238. ⁠ .

Людмила Петрушевская с детьми Фёдором, Натальей и внучкой Аней. 1985 год

Из личного архива Людмилы Петрушевской

Как её приняли?

Читатели восприняли повесть как «чернуху», эпатажный текст о неприглядных сторонах жизни в СССР. В начале 1990-х в Петрушевской видят писателя-обличителя, открывающего всю правду о нищенском существовании советского «маленького человека». Похожим образом к повести относятся за рубежом, для западной аудитории «Время ночь» — одно из первых откровенных описаний жизни в позднем СССР: «Мои вещи они воспринимали чисто как русскую экзотику. Ну существуют китайские глазки, монгольский солёный чай с салом, корейская еда собаки, эскимосы вообще живут в снегу, шаманы крутятся и воют. Ну и Петрушевская тоже чего-то поёт. Тяжёлая русская трали-вали житуха, не пугайтесь, это не имеет к вам никакого отношения! Это про исключительно тяжёлую долю русских женщин. На любителя» 4 Петрушевская Л. Истории из моей собственной жизни: автобиографический роман. СПб.: Амфора, 2009. C. 461. ⁠ .

Впрочем, литературоведам художественные достоинства повести были очевидны сразу. Критик «Знамени» Наталья Иванова назвала текст Петрушевской «публикацией года» и отметила, что за бытовой историей о неустроенной жизни скрывается античная трагедия: «Здесь действуют не люди, а Рок» 5 Иванова Н. Недосказанное // Знамя. 1993. № 1. C. 143. ⁠ . В 1992 году «Время ночь» попала в шорт-лист первой негосударственной литературной премии «Русский Букер», наряду с «Лазом» Владимира Маканина и «Сердцами четырёх» Владимира Сорокина. Петрушевская — фаворит, однако победу присудили Марку Харитонову за роман «Линия судьбы, или Сундучок Милашевича», что вызвало в литературной среде бурное негодование. По мнению критиков, в первый же год существования «Букер» промахнулся, и этот промах положил начало длинной череде спорных решений жюри.

«Время ночь» становится каноническим текстом Петрушевской, за «чернушным» натурализмом литературоведы обнаруживают метафизические глубины и вписывают его в контекст русской и западноевропейской литературы. Сама Петрушевская приобретает репутацию классика, а её прозу включают в школьную программу. Правда, дискуссии по поводу её творчества не прекращаются, иногда самые курьёзные: например, в 2017 году сибирские православные активисты потребовали изъять рассказ «Глюк» из школьной программы как якобы содержащий «пропаганду наркотиков».

Петрушевская не замыкается в традиции реалистической прозы, а безостановочно экспериментирует: то пишет мистические рассказы (циклы «Где я была», «Песни восточных славян»), то «лингвистические» сказки (цикл «Пуськи бятые»), то стихи (сборник «Парадоски»), то серию детских книг о поросёнке Петре, который стал мемом в русском интернете. К концу нулевых её эксперименты выходят за рамки литературы — Петрушевская рисует картины, делает мультфильмы, поёт и изготавливает шляпки.

Семён Файбисович. Семейный портрет в интерьере. Диптих. 1982 год. Галерея «Риджина»

Когда происходит действие повести?

В период советского застоя, вероятно в 1980-е. Но говорить о какой-либо исторической точности рассказов Анны Андриановны не приходится. Буквально на первых страницах дневника героиня описывает случай, произошедший со знакомой: «Она, тогда ещё студентка, бежала следом за машиной и плакала, тогда он из окна ей кинул конверт, а в конверте (она остановилась поднять) были доллары, но немного. Он был профессор по ленинской теме». Эпизод, исходя из логики повествования, отстоит от настоящего Анны Андриановны лет на 15 (когда у неё ещё был муж и маленькая дочь). Но в СССР до перестройки действовало строгое валютное законодательство, иностранная валюта могла быть на руках у дипломатов, журналистов-международников, артистов и спортсменов, выезжающих за рубеж, но вряд ли — у «профессора по ленинской теме». И тем более вряд ли профессор отважился бы кидать доллары из окна машины — всё, что связано с валютой, вызывало в советском обществе особую настороженность и напряжённость 6 Иванова А. Магазины «Берёзка»: парадоксы потребления в позднем СССР. М.: Новое литературное обозрение, 2017. C. 54-63. ⁠ . У Анны Андриановны вообще сложные отношения со временем — она, к примеру, рассказывает, что для подработки как-то раз написала статью про «двухсотлетие Минского тракторного завода», после чего её прогнали, — первый русский трактор не мог сойти с конвейера в XVIII веке.

Критик Борис Кузьминский в рецензии на «Время ночь» заключает , что определить точное время действия повести невозможно: «Неимоверно конкретный мир этой прозы безразличен к исторической конкретике. Он будто проложен под течением эпох пластом волглого поролона, он существует всегда». «Время ночь» вбирает в себя сумму черт советского времени, условный цайтгайст. При этом Петрушевской неинтересен именно советский миф, ей интересна сама жизнь, сформированная этим мифом.

Всё висит, трепыхается, всё в клубочках, дольках, жилах и тягах, как на канатах. Это ещё не старость, перегорелая сладость, вчерашняя сырковая масса, сусло нездешнего кваса, как написала я в молодости от испуга, увидев декольте своей знакомой

Людмила Петрушевская

У героини действительно ни на что нет денег или она прибедняется?

По рассказам Анны Андриановны создаётся впечатление, что она живёт в крайней нищете: ведёт дневник карандашом, потому что не может позволить себе авторучку, ходит по соседям, чтобы накормить внука и немного поесть самой, выпрашивает картофелину из реквизита детского театрального представления, потому что из неё можно приготовить «второе блюдо». Вообще героиня зациклена на еде, на том, кто сколько ест и за чей счёт, — например, обвиняет зятя, что он объедает её семью, доводя этим дочь Алёну до исступления. Эту же претензию когда-то предъявляла мужу самой Анны Андриановны её мать (баба Сима). «Что-то не в порядке с пищей было всегда у членов нашей семьи, нищета тому виной», — резюмирует героиня.

Тем временем, если суммировать доходы, о которых упоминает Анна Андриановна, вырисовывается не такая уж и безнадёжная картина: она получает пенсию за себя, а также за бабу Симу, лежащую в больнице, подрабатывает в журнале («рубль письмо, бывает и шестьдесят писем в месяц») и дважды в месяц выступает перед детьми в домах творчества («выступление одиннадцать рублей»). Если даже взять для расчёта минимальный размер пенсий, то суммарный ежемесячный доход Анны Андриановны всё равно приближается к размеру средней зарплаты в СССР. Светлана Пахомова в журнале «Звезда» сравнивает героев Петрушевской с социально близкими героями Юрия Трифонова, которые тоже озабочены бытовыми проблемами, но перед ними никогда не стоит вопрос выживания: «Невозможно представить себе, чтобы трифоновские персонажи скандалили из-за лишнего куска, похищаемого из холодильника и тайком съедаемого кем-то из домочадцев. По большому счёту бедность и голод, фигурирующие в текстах Петрушевской, не имеют отношения к традиционно реалистическому отображению советской и постсоветской действительности». Вероятно, зацикленность Анны Андриановны на еде стоит расценивать не как маркер социального неблагополучия или доказательство её жадности, а как подсознательное желание быть нужной своей семье. В её мире кормление детей — это единственный способ выражения любви к ним, и чем сложнее добыть еду, тем более значительным выглядит это чувство.

Давка в очереди за тортами. Москва, 1985 год

Полка в магазине, типичная для последнего года советской истории. 1991 год

Дик Рудольф/ТАСС

Анна Андриановна — настоящая поэтесса?

Смотря что считать подтверждением этого статуса. Поэтессой — точнее, поэтом ( как завещала Цветаева Цветаева предпочитала называть себя не поэтессой, а поэтом. «Есть в поэзии признаки деления более существенные, чем принадлежность к мужскому или женскому полу, и отродясь брезгуя всем, носящим какое-либо клеймо женской (массовой) отдельности, как-то: женскими курсами, суфражизмом, феминизмом, армией спасения, всем пресловутым женским вопросом, за исключением военного его разрешения: сказочных царств Пенфезилеи — Брунгильды — Марьи Моревны — и не менее сказочного петроградского женского батальона (за школы кройки, впрочем, стою)» — из воспоминаний Цветаевой. ⁠ ) — считает себя сама героиня. Окружающие это мнение отчасти разделяют: Анна Андриановна выступает со стихами в домах творчества, публикует в поэтическом журнале два стихотворения к Восьмому марта («гонорар восемнадцать рублей вкупе»), ждёт выхода своей книги стихов («мне пенсию пересчитают, буду получать больше»). Она постоянно находится в диалоге с высокой культурой: к месту и не к месту припоминает Достоевского, Чехова, Пушкина, вставляет литературные аллюзии («гости не давали просохнуть народной тропе в нашу квартиру»). Петрушевская играет на контрастах: сугубо бытовое содержание дневников сочетается с патетическим настроем его автора. «Самое мерзкое во «Времени ночь» — не картины городского быта, налаженные по чертежам бывалого конструктора пыточных машин, а пафос, который навязывает быту повествовательница», — замечает Борис Кузьминский.

В дневнике Анна Андриановна несколько раз цитирует саму себя. Вот, например, один из её стихотворных пассажей:

«Страшная тёмная сила, слепая безумная страсть — в ноги любимого сына вроде блудного сына упасть»

Фрагмент очень короткий, чтобы делать по нему далеко идущие выводы, но можно заметить, что стихи сделаны довольно профессионально: хорошие ассонансные рифмы, ритмическая игра, афористичные сравнения. Однако строчки не в меру пафосные и сентенциозные, собственно, как и её дневник.

Сама Анна Андриановна чувствует глубинное родство с Анной Андреевной Ахматовой, своей «мистической тёзкой». Именно во время перестройки, когда Петрушевская пишет «Время ночь», впервые печатается ахматовский «Реквием», поэзия Ахматовой становится известна большому кругу советских читателей и превращается в символ высокой литературы. Пародийное, на первый взгляд, сравнение Анны Андриановны с Анной Андреевной постепенно обретает всё более глубокое значение. Дневники героини Петрушевской озаглавлены как «Записки на краю стола» — очевидная отсылка к воспоминаниям Анатолия Наймана об Ахматовой («Одна из гостий стала жаловаться ей, что её знакомому, писателю, достойному всяческого уважения, дали в Малеевке маленький двухкомнатный коттедж, тогда как бездарному, но секретарю Союза — роскошный пятикомнатный. Когда за ней закрылась дверь, Ахматова сказала: «Зачем она мне это говорила? Все свои стихи я написала на подоконнике или на краешке чего-то») 7 Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Художественная литература, 1989. С. 163. ⁠ . Как и её тёзка, Анна Андриановна вынуждена ежедневно бороться за выживание, гордо противостоять невзгодам, так же ждёт сына из тюрьмы. Для героини «Времени ночь» статус поэта никак не связан с самой поэзией, скорее это образ существования. В мире Петрушевской искусство имеет свойство самым буквальным образом воплощаться в жизнь, повседневную пошлость, а повседневная пошлость тем временем сама становится искусством.

Анна Ахматова. Комарово, 1963 год. Фотография Иосифа Бродского

akhmatova.spb.ru

Почему в повести так важны отношения матери и дочери?

Во «Времени ночь» баба Сима и Анна Андриановна, Анна Андриановна и Алёна настолько повторяют жизненные пути друг друга, что практически сливаются в одного персонажа. Мать здесь воспринимает дочь как продолжение себя, поэтому постоянно нарушает личные границы ребёнка. Одно из самых сильных мест в повести — подробное комментирование Анной Андриановной сцены первого секса своей дочери, взятой из личного дневника. Бесцеремонное вмешательство в личную жизнь, разумеется, вызывает гнев со стороны Алёны и вместе с этим желание отомстить: пока мать советует дочери «подстирывать трусы», дочь предостерегает мать от заражения «лобковыми вшами». Алёна — единственный персонаж, который уличает главную героиню «Времени ночь» в графоманстве, при этом обвинение продиктовано духом соперничества — литературные амбиции, судя по дневнику, есть и у самой Алёны.

В прозе Петрушевской отношения матери и дочери — один из центральных мотивов. Например, в рассказе «В доме кто-то есть» автор соединяет мать и дочь в одном персонаже, называя его «мать-дочь», «м-д». В пьесе «Бифем» метафора реализуется: на сцену выходит двухголовая женщина, дочь и мать в одном теле. В текстах Петрушевской неразделимое существование матери и дочери сопряжено со взаимным мучением. Но надежда на освобождение всё же появляется: желание Алёны посмертно опубликовать рукопись Анны Андриановны, в которой присутствует и её текст, можно расценивать и как признание литературных способностей своей матери («она была поэт»), и как признание их обоюдного права на самость.

Семён Файбисович. Мусор, сваленный у соседней квартиры № 1. 1987 год. Галерея «Риджина»

Предоставлено галереей «Риджина»

«Время ночь» — это феминистское произведение или антифеминистское?

В прозе Петрушевской за редким исключением всегда действуют героини-женщины. Поэтому её тексты определяют как «женскую прозу» (наряду с текстами Татьяны Толстой, Людмилы Улицкой, Дины Рубиной, Виктории Токаревой), а также как «антиженственный вариант женской прозы» 8 Wall Josephine. The Minotaur in the Maze: Remarks on Lyudmila Petrushevskaya // World Literature Today: A Literatury Quarterly of the University of Oklahoma. Vol. 67. № 1. 1993. P. 125-126. ⁠ , поскольку героини Петрушевской феминных женщин напоминают мало.

Семья во «Времени ночь» устроена по принципу матриархата. Мужчина в этой системе либо уходит добровольно (иногда в окно, как в случае сына Андрея), либо его выгоняет матриарх, обвиняя в дармоедстве: баба Сима изживает мужа Анны Андриановны, Анна Андриановна изживает мужа Алёны. Петрушевская гротескно воспроизводит псевдоэгалитарную модель семьи, распространённую в советское и постсоветское время. Официально провозглашённое в СССР равенство полов не наделило женщину равными правами, скорее добавило новой нагрузки — помимо ухода за детьми и работы по дому она также должна была зарабатывать деньги (социологи назвали эту ситуацию «контрактом работающей матери»). В такой системе мужчина часто оказывается не у дел, поэтому необходимость его пребывания в семье с экономической точки зрения справедливо оказывается под вопросом. Во «Времени ночь» Петрушевская буквально воплощает шутку, согласно которой половина российских детей воспитана в однополых семьях — мамами и бабушками. «И я видела такие женские семьи, мать, дочь и маленький ребёнок, полноценная семья!» — горько иронизирует Анна Андриановна.

Несмотря на то что героини Петрушевской в большинстве своём несчастны, убоги и комичны (или даже напоминают «бесполых, асексуальных, замученных бытом «облезлых» существ, в пределе стремящихся к нулю»), Петрушевскую вполне можно назвать одной из первых феминистских постсоветских писательниц, поскольку она исследует женщину не с точки зрения внешних установок, а изнутри её мира.

Почему Анна Андриановна так одержима внуком? Это нормально?

Не совсем. Её чувства к мальчику Тиме граничат с романтической страстью: она постоянно восторженно описывает его кудри, ножки, ручки, реснички, просит мальчика называть себя Анной и ревнует его к своей дочери. При этом Анна Андриановна сама подозревает, что её чувства к внуку несколько нездоровы: «Родители вообще, а бабки с дедами в частности, любят маленьких детей плотской любовью, заменяющей им всё. Греховная любовь, доложу я вам, ребёнок от неё только черствеет и распоясывается, как будто понимает, что дело нечисто». В том, что «дело нечисто», она смело уличает окружающих: заметив, что мужчина в трамвае целует свою дочь в губы, устраивает скандал («Представляю, что вы с ней творите дома! Это же преступление!»), обвиняет в педофилии зятя, потому что он слишком привязался к сыну («Имей в виду, — сказала я Алёне, как-то выйдя в коридор. — Твой муж с задатками педераста. Он любит мальчика»). Но это не означает, что героиня вынашивает по отношению к внуку дурные планы, «плотская любовь» Анны Андриановны к Тиме — это прежде всего восхищение его чистотой. В мире Анны Андриановны, полном «крови, пота и слизи», именно чистота является самой большой ценностью, причём телесная чистота равна чистоте душевной. Не зря героиня часами стоит под душем и постоянно просит уже взрослого сына Андрея и взрослую дочь Алёну помыться, чем, разумеется, выводит обоих из себя.

Дети всё-таки воплощённая совесть. Как ангелы, они тревожно задают свои вопросики, потом перестают и становятся взрослыми. Заткнутся и живут. Понимают, что без сил. Ничего не могут поделать, и никто ничего не может

Людмила Петрушевская

А есть во «Времени ночь» вообще хоть что-нибудь доброе и светлое?

Похожим вопросом по отношению к первым рассказам Петрушевской задавался и редактор «Нового мира» Александр Твардовский. В 1968 году он не стал печатать их, сопроводив отказ комментарием «Талантливо, но уж больно мрачно. Нельзя ли посветлей. — А. Т.» 9 Петрушевская Л. Истории из моей собственной жизни: автобиографический роман. СПб.: Амфора, 2009. C. 286. ⁠ .

Тем не менее, при всей мрачности и отталкивающем натурализме описанного в ней мира, повесть «Время ночь» можно воспринимать как текст о непреходящей любви и извечном порядке. Марк Липовецкий и Наум Лейдерман обнаруживают в тексте Петрушевской следы идиллии 10 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература — 1950-90-е годы. В 2 т. М.: Академия, 2003. С. 622-623. ⁠ . Если опираться на определение, данное Михаилом Бахтиным, один из основных признаков идиллии — неотделимость жизни от «конкретного пространственного уголка, где жили отцы и дети, будут жить дети и внуки» (во «Времени ночь» таким уголком служит двухкомнатная малометражка). Другая особенность идиллии — «строгая ограниченность её только основными немногочисленными реальностями жизни. Любовь, рождение, смерть, брак, труд, еда и питьё, возрасты» (содержание «Времени ночь» по большому счёту исчерпывается именно этими темами). И наконец, «типично для идиллии соседство еды и детей» (еда и дети — центральные мотивы повести). Применительно к «Времени ночь» Липовецкий и Лейдерман используют термин «антиидиллия» и приходят к выводу, что признаки повторяемости событий в сочетании с приёмами идиллического жанра образуют главный парадокс повести и всей прозы Петрушевской в целом: «То, что кажется саморазрушением семьи, оказывается повторяемой, цикличной формой её устойчивого существования» 11 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература — 1950-90-е годы. В 2 т. М.: Академия, 2003. C. 623. ⁠ .

Эту же парадоксальную мысль Петрушевская выразила в одном из своих стихотворных «парадосков», вышедших в 2007 году:

семья
это то место
где можно
безвозмездно схлопотать по морде

где тебя оскорбят
выдав это
за правду-матку

но где тебя не выдадут
где постелят
накормят
приласкают
утолят жажду

вылечат и похоронят
и будут навещать
на Пасху
и ещё по крайней мере
дважды

Борис Турецкий. Фигуративная серия. 1965–1970 годы. Музей АРТ4

Музей АРТ4

Борис Турецкий. Фигуративная серия. 1965–1970 годы. Музей АРТ4

Аукцион и Музей АРТ4 ⁠ русского реализма, тексты Петрушевской сближают разве что общие темы и персонажи, но вряд ли художественный метод, поскольку никакой непосредственно критической составляющей в прозе Петрушевской нет. Из-за натурализма и особенной точности в воспроизведении реальности её прозу также соотносят с гиперреализмом Гиперреализм — направление в искусстве второй половины XX века, имитирующее фотографическую точность в изображении реальности. ⁠ , но такое соотнесение, увы, сужает метод Петрушевской до одного приёма. Театровед Виктор Гульченко использует менее ожидаемую, но более точную отсылку к эстетике неореализма, итальянского послевоенного кинематографа, в котором повседневный мир городской бедноты снят с симпатией, состраданием и минимальной дистанцией между автором и героями. Сама Петрушевская о своём творческом методе выразилась похожим образом: «Полностью спрятаться за героев, говорить их голосами, ничем и никак не дать понять зрителю, кто тут хороший, а кто плохой, вообще ни на чём не настаивать, все одинаково хорошие, только жизнь Новый год в психиатрической больнице имени Кащенко. 1988 год

ответ Елена Макеенко

«Как бывает разная погода и разное время дня — так бывают и разные жанры», — писала Петрушевская в предисловии к автобиографической книге «Маленькая девочка из «Метрополя» (2006), своеобразном гиде и собрании ключей к «петрушевскому тексту». В идеале составлять представление о творчестве писательницы стоит именно по такому принципу — собирая полную картину из прозы, драматургии, стихов и сказок. Так яснее и объёмнее выступают важные для Петрушевской темы и её творческий метод.

Среди рассказов стоит начать с одного из ранних и самых известных — «Свой круг» (1988). Женщина рассказывает о компании друзей, которые собираются по пятницам за одним столом, чтобы выпить и потанцевать после трудной недели. Поток разоблачений, неудобных вопросов и остроумной мизантропии заканчивается драматическим финалом с участием семилетнего сына рассказчицы. Болезненные отношения между детьми и родителями — одна из главных тем в творчестве Петрушевской, но «Свой круг» раскрывает эту тему с нетипичного угла. В отличие от того же «Времени ночь» здесь показано, как чёрствость и отчуждённость матери могут быть знаками жертвенной любви. При этом именно «Свой круг» вызвал у многих читателей негодование: они решили, что это автобиографический рассказ о том, как писательница ненавидит и бьёт своего ребёнка.

Знакомство с Петрушевской-драматургом — а многие, например Николай Коляда, считают, что в драматургии она совершила настоящую революцию, — можно начать с пьесы «Московский хор» (1984). Эта пьеса — социальный портрет столицы в начале оттепели, написанный с чеховской интонацией; слепок времени, когда всем предстоит научиться жить как-то по-новому. Через историю о семье, которая одновременно воссоединяется, разваливается и делит жилплощадь, не жалея нервов друг друга, Петрушевская рассказывает об эпохе своих детства и юности, с середины 1930-х до середины 1950-х. Важное место в пьесе занимает ещё одна постоянная для писательницы тема — расчеловечивание, которое происходит с людьми, вынужденными годами жить вместе, в тесноте и, как правило, в бедности. Как многозначительно говорит одна из героинь «Московского хора»: «Все поставлены жизнью в условия», — и эту фразу Петрушевская могла бы написать на своём литературном гербе.

От трагикомического бытописания, за которое тексты Петрушевской долго клеймили «чернухой», один шаг до страшной сказки. «Номер Один, или В садах других возможностей» (2004) — целый сказочный роман, в котором условная постсоветская реальность, с запахом нищеты и опасным квартирным вопросом, выступает только фоном для авантюрной истории с переселением душ. Здесь действуют учёные, шаманы, бандиты и людоеды, открываются порталы в святилище северного народа, предсказывают будущее и воскрешают мертвецов. Плюс к лихому сюжету в романе на полную мощность работает умение писательницы перемешивать стили и речевые потоки (например, внутренняя речь одного героя может заметно распадаться на два голоса). К «семейно-бытовым» темам ненавязчиво добавляются новые философские вопросы о религии, золотом веке и роли медиа. Редкое по нынешним временам изобилие.

Ну а лингвистические сказки «Пуськи бятые», наследующие глокой куздре академика Щербы Лев Владимирович Щерба (1880-1944) — лингвист. С 1916 года стал профессором кафедры сравнительного языкознания в Петербургском университете, преподавал в нём до 1941 года. Щерба — один из создателей теории фонемы и основатель Ленинградской фонологической школы. Изучал вопросы языковой нормы, взаимодействия языков, разграничения языка и речи. Щерба стал автором фразы «Гло́кая ку́здра ште́ко будлану́ла бо́кра и курдя́чит бокрёнка», иллюстрирующей идею того, что примерный смысл слов можно понять благодаря их морфологии. ⁠ , к счастью, давно входят в школьную программу.

список литературы

• Иванова А. Магазины «Берёзка»: парадоксы потребления в позднем СССР. М.: Новое литературное обозрение, 2017.
• Иванова Н. Недосказанное // Знамя. 1993. № 1.
• Иванова Н. Тайны совещательных комнат // Искусство кино. 2015. № 7 // http://www.kinoart.ru/archive/2015/07/tajny-soveshchatelnykh-komnat
• Кузьминский Б. Сумасшедший Суриков. «Время ночь» Людмилы Петрушевской // Независимая газета. 23.03.1992 // http://www.litkarta.ru/dossier/sumasshedshii-surikov/dossier_4161/view_print/

• Лейдерман Н., Липовецкий М. Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме // Новый мир. 1993. № 7 // http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1993/7/litkrit.html
• Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература - 1950–90-е годы. В 2 т. М.: Академия, 2003.
• Липовецкий М. Трагедия и мало ли что ещё // Новый мир. 1994. № 10 // http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1994/10/knoboz01.html
• Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Художественная литература, 1989 // http://imwerden.de/pdf/naiman_rasskazy_o_anne_akhmatovoj_1989_text.pdf
• Пахомова С. «Энциклопедия некультурности» Людмилы Петрушевской // Звезда. 2005. № 9 // http://magazines.russ.ru/zvezda/2005/9/pa13-pr.html
• Петрушевская Л. Девятый том. М.: Эксмо, 2003.
• Петрушевская Л. Истории из моей собственной жизни: автобиографический роман. СПб.: Амфора, 2009.
• Wall Josephine. The Minotaur in the Maze: Remarks on Lyudmila Petrushevskaya // World Literature Today: A Literatury Quarterly of the University of Oklahoma. Vol. 67. № 1. 1993. P. 125–126.

Весь список литературы